Во время операции «Шок и тремор», летом «боевого» восемнадцатого, он посадочным способом высаживал в аэропорту Борисполь под Киевом десантников Данилы Стерлихова… Дерзкая операция! Более дерзкой, наверное — никогда ещё не было и, уже никогда не будет.
Через месяц, он уже, питаясь одними таблетками кофеина, делая — до сих пор рекордное число вылетов в сутки, вывозил с того же аэродрома тех же — но, уже сильно поредевших числом десантников, городских ополченцев и рабочих киевских заводов… И, снова — раненые, раненые, раненые… Казалось, сам воздух насквозь пропитался запахом свежей крови и смрадом гниющего гноя!
После этой операции его снова наградили — орденом «Боевого Красного Знамени». Он снова пошёл на повышение, снова был в фаворе у командования — но прежних высот, уже не достиг…
Он делал «челночные рейсы» в Крым в самую лихую, тяжёлую годину Продолженной Войны — осенью восемнадцатого и зимой девятнадцатого года. Сначала «Антеи» летели на оккупированную немцами территорию — в расположение повстанческой армии того же батьки Махно. Там, с самолётов выгружали оружие и боеприпасы, загружали мешками с зерном и свиные туши и, летели в блокадный Крым — откуда вывозили на «Большую Землю» раненых и детей-дистрофиков, умирающих прямо в полёте. Порой бывало, менее половины он их живыми привозил…
В тот раз и, сбил его — почти над линией фронта, прямо над Царицыным, немецкий истребитель «Zeppelin D.I[2]». Садился на лёд Волги, разбив в хлам машину об торосы… Опять пара переломанных костей и несколько месяцев, в том же самом госпитале — вместе с уцелевшими в катастрофе «скелетиками». Тогда они с Дашей и, усыновили одного из них — Мишеньку, на которого почему-то оба запали…
Во время рейсов в восставший персидский Азербайджан — в двадцатом году, куда его авиагруппа возила оружие, боеприпасы и военных советников, он подцепил малярию — от которой едва излечился всё там же — в Солнечногорском Госпитале. А, разбившись в горах турецкого Курдистана весной двадцать первого года — уже во время антитурецкого восстания, он чуть не подох с голода и холода — пока его искали спасатели…
До сих пор свежи воспоминания!
Короче, трусом его — едва ли бы кто назвал — если б, он отказался перевестись в Эскадру. Этого, он ни капли не боялся!
Но, всё же… Но, всё же сидело в нём какое-то, как он сам определил — ребячество. Типа, другие вон — воюют, а ты вроде бы, как в обозе — им всякие прибамбасы возишь…
