Лифт вниз не поднимает | страница 4



И Волга, русская великая река,
Прекрасным светом озарит мой край родимый
На долгие и славные века!

Ему поставили “отлично”.

Потом Сергей окончил филфак Ленинградского университета, болгарское отделение. Зачем? Он и сам не знал.

Подрабатывал Беликов тем, что “крутил” куплеты популярным эстрадникам П. Рудакову и В. Нечаеву. Платили, как правило, “наличманом”.

Жил он с матерью и братом в десятиметровой каморке на Карповке. В этой же коммуналке жила девица. Они расписались. Постоянные свары, скандалы, мордобой, нищета.

Кончилось это все трагически. Сережа повесился на чемоданном ремне в своем туалете. Ему было двадцать девять.

…В тринадцать лет я вступил в комсомол, наврав в райкоме, что мне четырнадцать.

Кто за тебя мазу держит?

В послевоенном ленинградском дворе верха держали взросляки. Особым авторитетом пользовались те, кто побывал на тюремных нарах, то есть — чалился.

Козырять блатным жаргоном было особым шиком. Черняшка и беляшка — черный и белый хлеб. Бацилла — жирное. Балабаска — сладкое. Кто за тебя мазу держит? Долбан? Емеля? — Кто тебя опекает?

За меня мазу держал Чураха. Именно ему я носил в скрипичном футляре бациллу и балабаску. Если б моя мать знала, куда исчезает скудный семейный рацион! Но ей было не до меня. После войны она родила нам младшую сестренку. Назвали ее Галей. Отец рвал и метал. Ребенок получился случайно. Конечно, во всем была виновата наша несчастная мать.

Отец у нас был суровым. Работал он всю жизнь бухгалтером в одном очень серьезном заведении, но считал себя выдающимся чекистом. Вторым после Дзержинского.

По праздникам мать ставила перед ним на стол огромное блюдо с вкуснейшими сладостями собственной выпечки с орехами и черносливом. (Слюна течет даже при воспоминании.) Отец съедал добрую половину печенья и, не взглянув на мать, выдыхал куда-то вверх: “Хорошую я купил муку!”.

Мою принадлежность к блатному миру должен был подтверждать внешний вид: клеши шириной не менее тридцати сантиметров, тельняшка, уголок которой выглядывал из небрежно расстегнутой рубашки, фикса (золотая коронка) и, обязательно, широкий ремень с надраенной морской пряжкой — бляхой.

Чтобы обрести этот стандартно-угрожающий вид, мне пришлось изрядно потрудиться.

Ну, клеши были изготовлены путем вставки во внутренний шов брюк нескольких клиньев. Золотая фикса — фольга, искусно наклеенная на зуб. Тельняшки не было. Ее заменял полосатый уголок, подшитый к рубашке. Но бляха! Взросляки наваривали на обратную сторону такой пряжки свинец. Когда в жестокой драке сходились — стенка на стенку — две банды, она превращалась в грозное оружие. Бляху мне подарил отец, не подозревая о ее зловещем назначении. Вроде бы все.