Эта песня — гвоздь программы. Как и другие, она была театрализована. Кроме солистки на сцене выступал балет. Но какой балет!
Поскольку место действия песни — пляжу Петропавловской крепости, наши танцовщицы были (о, ужас!) в купальниках.
На приемке спектакля Главным управлением культуры Ленинграда больше всех возмущалась Нина Пельцер. Она решительно требовала запретить этот номер.
— Омерзительная вульгарность! Тлетворное влияние Запада! Куда смотрит комсомол?! — выкрикивала опереточная балерина, всю жизнь задиравшая в канкане выше головы свои очаровательные ноги!
Плотину прорвало! “Надолбы” из Главного управления культуры, перебивая друг друга, клеймили нас позором. Знаменитую оттепель слегка подморозило…
Но вот слово взял первый трубач оркестра, слесарь пятого разряда Геннадий Махов:
— А мы отдыхаем так! Не надо нас прикрывать. Нам, рабочему классу, это нравится!
После премьеры ко мне подошел Н. П. Акимов:
— Не можете, Саша, устроить мне в непринужденной обстановке встречу с Нонной?
На следующий день мама готовила фаршированную рыбу…
Нонна пришла пораньше и немного трусила. Звонок в дверь — и в комнату входит Николай Павлович со свитой: дирижер Анатолий Бадхен, режиссер спектакля Наум Бирман, Ким Рыжов и зав. сектором художественной самодеятельности ДК Промкооперации Исаак Эткинд, научивший меня закусывать водку сладким сырком с изюмом. Пришел еще кто-то. Не помню.
Акимов оценивает богато накрытый стол и плотоядно поглядывает на Нонну.
И вдруг Суханова, надев свою обезоруживающую улыбку, подходит к мэтру.
— Коля! Сядь со мной рядом! Не бойся! — ласково произносит наша нескладуха, поглаживая лысину Николая Павловича.
Метр позволил себе выпить рюмочку. Глаза его помолодели, и он угостил нас забавнейшими историями.
Нонна выпила рюмочек десять. Она взгромоздилась на рояль и села по-турецки, скрестив ноги. Белый треугольничек ее трусиков, как луч театрального пистолета, был направлен прямо в нос Акимову.
Нонна пела. Пела по-английски. Я аккомпанировал. Все умирали от удовольствия. Я умирал больше всех. “Колыбельная Птичьего острова“ приводила меня в сумасшедший экстаз.
Акимов попросил: “Саша, вызовите мне отдельное такси…”.
Утром позвонила Нонна.
— Ничего особенного. Даже платочка не подарил. Не ожидала.
Потом в портретной галерее Николая Павловича появилась новая работа. “Артистка Нонна Суханова”.
В 1957 году мы выступали в Москве на Всемирном фестивале молодежи.
Я давно приметил такую закономерность. После московских гастролей — будь то какой-нибудь театр или музыкальный коллектив — всегда наступает спад. Москва действует на периферию разрушительно.
