Скоблин вновь замолчал. И вдруг добавил:
— А после нашего разговора я вижу, что пули мне так или иначе не миновать. Не с одной стороны, так с другой.
Увидев слезы на глазах генерала, Ковальский решил снять напряжение и постарался успокоить Скоблина:
— Ты должен нас правильно понять, Коля. Мы подходим к тебе с сугубой осторожностью, потому что считаем тебя не простым информатором, а ценным работником генерального штаба, выполняющим особое задание за границей. Это знак особого к тебе доверия. Но, естественно, мы должны убедиться в твоей стопроцентной верности. Тебе как разведчику обижаться не приходится. Это даже в твоих интересах: в нашей работе лучше десять раз проверить, чем один раз ошибиться.
Ковальский отвез Скоблина в отель, а сам отправился на конспиративную квартиру, где его ждал резидент.
Лишенный всякой сентиментальности, резидент равнодушно выслушал рассказ Ковальского. Доказательств двойной игры Скоблина у него не было — одни подозрения. И резидент своим подозрениям доверял не меньше, чем документальным доказательствам. Но пока что, подчиняясь приказу Москвы, приказал отвезти на следующий день Скоблину наградные.
Передавая генералу портфель, в котором были деньги, Ковальский пышно сказал:
— Убежден, Коля, что следующая награда будет красоваться у тебя в петлице.
Скоблин поблагодарил, а Надежда Васильевна держалась на сей раз демонстративно холодно. Скоблин, конечно же, пересказал ей вчерашние слова Ковальского.
Плевицкая сидела в кресле и разговаривала с Ковальским высокомерным тоном:
— Я совершенно не ожидала, что в Вене нас так встретят. Мы, кажется, не подали к этому никаких оснований… Вы обязаны относиться к нам более бережно. Ведь и я, и Колечка всей душой с вами. А недоверие только подрывает наши душевные силы и готовность работать… Как же мы можем преданно служи гь вам, ощущая постоянное недоверие? Получается, что мы сели между двух стульев: от своих отстали и их предали, а к вам, выходит, не пристали. потому как нет нам веры…
Плевицкая вдруг сменила тон. пересела поближе к мужчинам и стада втолковывать Ковальскому:
— Вы должны объяснить вашим друзьям, что все наши симпатии на стороне русского народа. Поэтому мы с вами. И я вас очень прошу быть осторожными. Ведь провал Колечки будет стоить ему жизни.
Скоблин неожиданно вмешался в разговор, избавив Ковальского от необходимости отвечать Плевицкой.
— Нет, нет, Надюша, я прекрасно понимаю недоверие Москвы. Как же, такой матерый доброволец, тринадцать лет сражавшийся против СССР и вдруг сразу перешел на службу в Красную Армию! Но надо помнить, — тут он уже обратился к Ковальскому, — что настоящий перелом произошел во мне еще шесть лет назад. Не было только удобного случая перейти к вам. А явился ты, живой человек, полный энергии и веры в свое дело, и сразу же сломил меня.
