Причины — политические, экономические и военные — которые привели к решению отвоевать Судан, слишком сложны, чтобы обсуждать их здесь. Достаточно сказать, что кампания началась в 1896 году, и к осени следующего года наши войска шли в наступление у четвёртого порога Нила под предводительством храброго Китченера, получившего имя «Сирдара» (главнокомандующего) египетской армии.
Но какое отношение, спросите вы, имеют эти потрясшие весь мир события к зимним планам пары невинных египтологов? Увы, ответ мне был известен слишком хорошо, и я опустилась на стул рядом с письменным столом.
— Эмерсон, — сказала я. — Эмерсон, прошу тебя! Только не говори мне, что ты вознамерился этой зимой проводить раскопки в Судане!
— Моя дорогая Пибоди! — Эмерсон отбросил газету в сторону и вперил в меня свой пронзительный взгляд. — Никто не знает лучше тебя, что я многие годы хотел вести раскопки в Напате или Мероэ[12]. Я бы взялся за это ещё в прошлом году, если бы ты не подняла такой шум — или если бы согласилась на время моей работы остаться с Рамзесом в Египте.
— И ждать известий о том, что твоя голова торчит на пике — так, как они поступили с Гордоном, — пробормотала я.
— Ерунда. Мне ничего не угрожало. Кое-кто из моих лучших друзей принадлежал к махдистам. Но это неважно, — продолжал он быстро, дабы предотвратить протест, который готов был сорваться с моих губ: не по поводу истинности этого заявления, ибо Эмерсон находил друзей в самых невероятных местах, но в отношении самого плана. — Сейчас совершенно иная ситуация, Пибоди. Область вокруг Напаты уже в египетских руках. И с той скоростью, с какой движется Китченер, он возьмёт Хартум к тому времени, когда мы прибудем в Египет, а Мероэ — место, которое я выбрал — находится к северу от Хартума. Там будет вполне безопасно.
— Но, Эмерсон…
— Пирамиды, Пибоди. — Глубокий голос Эмерсона упал до соблазнительного баритонального рычания. — Царские пирамиды, не тронутые ни одним археологом. Фараоны из двадцать пятой династии были нубийцами — гордыми, мужественными воинами, пришедшими с юга покорять выродившихся правителей упаднического Египта. Этих героев хоронили на родине, в Гуше — бывшей Нубии, ныне Судане.
— Я знаю, Эмерсон, но…
— После того, как Египет отдал независимость персам, грекам, римлянам, мусульманам, Гуш остался процветающим могущественным царством, — продолжал Эмерсон поэтически (и малость неточно). — Египетская культура выжила в этих далёких землях — в том самом месте, как я полагаю, из которого она и возникла первоначально. Подумай об этом, Пибоди! Исследовать не только развитие этой могучей цивилизации, но, возможно, даже её корни…
