В 1884 году, когда я впервые оказалась в Египте, большинство англичан упорно считали Махди[11] всего лишь заурядным религиозным фанатиком-оборванцем, невзирая на то, что его последователи заполонили бóльшую часть Судана. Эта страна, простирающаяся от скалистого Асуанского водопада в джунгли к югу до слияния Голубого и Белого Нила, была завоёвана Египтом в 1821 году. Паши, которые были к тому же не египтянами, а потомками албанского авантюриста, управляли регионом ещё более преступно и бездарно, чем даже в самом Египте. Великодушное вмешательство великих держав (особенно Великобритании) спасло Египет от катастрофы, но положение в Судане продолжало ухудшаться, пока Мохаммед Ахмед Ибн-эль-Саид Абдулла не провозгласил себя Махди, реинкарнацией Пророка, и не сплотил силы, восставшие против египетской тирании хаоса. Его последователи были убеждены в том, что он — потомок шейхов; его враги глумились над ним, считая лишь бедным невежественным строителем лодок. Каково бы ни было его происхождение, он обладал необычайным магнетизмом личности и замечательным даром красноречия. Вооружённое только палками и копьями, его войско, представлявшее собой просто сброд, катилось вперёд, сметая всё на своём пути, и угрожало столице Судана Хартуму.
Противостоял Махди героический генерал Гордон. В начале 1884 года он был направлен в Хартум, чтобы договориться о выводе войск, расквартированных там и в соседнем форте Омдурман. Общественное мнение в основном было против этого решения, ибо отказ от Хартума означал отказ от всего Судана. И тогда, и позже Гордона обвиняли в том, что он и не собирался выполнять эти приказы; какими бы причинами для задержки вывода войск он ни руководствовался, но вывод не состоялся. К осени 1884 года, когда я приехала в Египет, Хартум был осаждён дикими ордами Махди, и вся окружающая страна, до самых границ с Египтом, находилась в руках мятежников.
Доблестный Гордон удерживал Хартум, и английское общественное мнение, во главе с самой королевой, требовало его спасения. Экспедиция была, наконец, послана, но достигла осаждённого города лишь в феврале следующего года — спустя три дня после того, как Хартум пал и отважного Гордона зарубили во дворе своего дома. «Слишком поздно!» — таков был мучительный крик Британии! По иронии судьбы, Махди пережил своего великого врага менее, чем на шесть месяцев, но освободившееся место занял один из его лейтенантов, Халифа Абдулла эль-Тааши, правивший ещё более деспотически, чем его хозяин. Уже более десяти лет подвластная ему земля стонала от его жестокости, в то время как британский лев облизывал свои раны и отказывался отомстить за павшего героя.
