Когда мы дошли до главных ворот, там произошла почти такая же давка, как при переходе через Березину. Люди, лошади и повозки громоздились друг на друга, не давая никому прохода. Никому не пришло в голову, что в городе должны быть еще другие ворота, через которые можно было спокойно проникнуть в город. С страшным трудом нам, наконец, удалось пробраться сквозь толпу, при чем нашим бокам пришлось немало пострадать. Но и здесь, как в остальных городах, царствовал ужас и происходили страшные беспорядки.
Прибыв в город и встретив вюртембергского солдата, мы спросили его, где можно достать хлеба и съестных припасов. Он нам указал дом еврея Лихтенштейна, где мы застали несколько знакомых офицеров и товарищей. Я прежде всего спросил хлеба, но его достать оказалось невозможно; я был так голоден, что с жадностью подбирал и глотал крошки, оставшиеся на столе. Достав у еврея бутылку красного вина, я уселся на пол у печки, не найдя другого места, и выпил вино, закусывая куском хлеба, который мне удалось раздобыть у товарища. Офицеры приходили и уходили. Вдруг я увидал знакомого человека, покупавшего бутылку красного вина. В нём я узнал моего бывшего начальника обер-лейтенанта фон Бауера. Я встал, подал ему руку, радуясь его встретить. Но он меня не узнавал, в моих лохмотьях, с головой, повязанной грязным платком, с лицом, почерневшим от грязи и копоти и пр. Когда я назвал свое имя, он обнял меня, снимая с себя вину в том, что я не получил еще награды за спасение его жизни под Смоленском. Он советовал мне скорее вернуться в отечество, обещая позаботиться обо мне по прибытии. Мы расстались, и я его никогда более не встречал. (Он погиб при Ютербоке).
Узнав, что дивизионный командир фон Шеллер нанял несколько саней для отправки офицеров, и что он раздает обувь, я решил отправиться к нему в 7 часов вечера с просьбой мне помочь. Узнав меня, он принял меня очень радушно, сожалея, что я опоздал на ¼ часа, чтобы получить место в санях. «Значит, и здесь опоздал; нигде-то мне не везет», подумал я, и слезы выступили невольно у меня на глазах. Граф Шеллер старался меня утешить. На мою просьбу выдать мне обувь, граф повел меня в соседнюю комнату и дозволил взять пару сапог. Я взял самую большую пару и раскланялся. Придя назад в дом Лихтенштейна и примерив сапог, я увидел, что эта обувь мне мала, — так страшно опухли у меня ноги. Я остался без обуви и, наконец, заснул у печки так крепко, что проспал всю ночь, не слыша беготни вокруг меня. Утром в 4 часа разбудил меня мой приятель (капитан фон Буч), собираясь уезжать. Заметив, что мои ноги опухли и я едва могу стоять, он уговорил меня остаться и поступить в госпиталь.
