– Меня всё устраивает, – зло прорычал я. – Через две недели я расскажу твоему козлу и твоему отцу, как мы взорвём рынок и нагнём старого громовержца моим проектом. Да хоть самому Зевсу это расскажу во всех подробностях!
– Вот так уже лучше, – тонко улыбнулся Геркан. – Верю. Только Самому не надо. Убить может.
Глава 12
Panem et circenses[11]
Тренькнул перебор, и в зале стало тихо. Старческие пальцы забегали по струнам, и волшебная мелодия полилась над залом. В музыке этой странным образом переплетались эпичность и насмешка. А ещё она завораживала: все взгляды сейчас были прикованы к Нарту, теребящему трепетными пальцами звенящие струны.
Сырдон преобразился. Козлиная бородка его больше не топорщилась, а была теперь аккуратно расчёсана, и в одежде появилась опрятность, хотя простые тёмные брюки и простая белая рубаха навыпуск смотрелись скромно. Только лицо и взгляд остались прежними, в них, как и в музыке, сочетались древняя мудрость с не менее древней иронией.
А потом, когда перестали шуршать последние салфетки и стихли последние шепотки, Нарт запел, не утруждая себя какими-либо вступлениями или объявлениями песни.
Кормил Сырдон барана травою молодой,
Поил Сырдон барана водою ключевой.
Баран дородный вырос на зависть всем окрест,
И шепчутся соседи: «Когда ж его он съест?»
Сырдон не торопился, баран жирел, и вот
Решил пойти на хитрость завистливый народ.
Пришли к Сырдону нарты и говорят ему:
«Давай съедим барана, тебе он ни к чему.
Ведь скоро конец света, погибнет твой баран.
Так лучше съедим сами, чем отдадим богам».
Сырдон недолго думал, скривил в улыбке рот:
«Какой вы всё же, нарты, заботливый народ.
Ступайте-ка на берег и охладитесь там,
А я забью барана и с мясом выйду к вам.
Нет ничего приятней к вину, чем шашлыки.
Съедим барана вместе в день знойный у реки».
Рифмы были непритязательны, голос Нарта звучал негромко, даже интимно, но какая-то немыслимая сила была в этом выступлении. Песня завораживала. Туман из дым-машины пожирал реальность, а тихий струнный перебор рождал новую. Под звуки музыки из туманной дымки поднялись пирамидальные тополя, заснеженные склоны гор вдали, а здесь, совсем рядом, раскинулась нартская деревня, на краю которой стоял небольшой домишко. Рядом у покосившейся изгороди медленно и степенно жевал траву жирный баран. А у дверей толпились соседи, пытающиеся объегорить Сырдона. И сам хозяин стоял на крыльце с хитрым прищуром, пряча улыбку в усы. Или это только казалось в клубах дыма из дым-машины, что поднимались над сценой…
