- Не орать! - "Игорек" увидел над собой того, кто метнулся белой тенью и выбил из руки нож. - Никто тебя не собирается убивать, мерзавец. Не орать.
А Лятоскович, выскочив из тюремного здания, поднял руки над головой и тонко, но п р и к а з н о крикнул:
- Стража! Ко мне!
Залязгали затворами жандармы, вышли из полосатых будок караульные - ружья наперевес; "политики" расступились, и Лятоскович прошел сквозь их молчаливый строй к "Игорьку", который по-прежнему лежал на земле вместе со своей кодлой.
- Как посмел выйти из камеры, сволочь?! - спросил Лятоскович и с остервенелой яростью ударил "Игорька" ногой под ребро, а потом всю его кодлу стал пинать - Анджея тоже.
- Не смейте избивать людей, которые действовали по вашему приказу, сказал бледный, тот, что нож выбивал. - А ребенка мучить, - он кивнул на Анджея, - зверство!
- Что?! - Лятоскович обернулся. - Да как вы смеете, Дзержинский?!
- Смею. И не кричите вроде бандита - вы ж страж закона. Посему мы повторяем наши требования: немедленно отправьте нас к местам ссылки и заранее сообщите адреса, чтобы мы имели возможность уведомить родных.
Лятоскович побледнел вроде "Игорька": со лба - к подбородку; мгновение колебался, как вести себя, а потом ответил:
- Хорошо. Вечером вы будете оповещены о моем решении.
А вечером камеры заперли. Стражники хихикали в глазки:
- Что, допрыгались, социалисты проклятые?! Таперь заместо вольной прогулки под конвоем будете ходить! Все, достукалися, голуби!
Те уголовники, что стали такими по горькому несчастью, "политикам" помогали, курьерами ночью были, ходили по тюрьме, ш е п о т передавали... Камера, где сидел "Игорек", была заперта - уголовных горемык он, агент охранки, душегуб и палач, побаивался.
Наутро во время подконвойной прогулки "политики", опять-таки по-вчерашнему негромкому окрику Дзержинского и Сладкопевцева, разоружили стражу, подвели побелевших служивых к воротам, распахнули их - унтер сразу же отдал ключи, сам помог трясущейся рукой замок отпереть ("Он бы на нашем месте всех перестрелял, - подумал Дзержинский, - видно, не верит до сих пор, что отпустим"), - и вытолкали наружу.
- Товарищи, вчера не голосовали семь человек с первого этажа. Повторяю, сказал Дзержинский, - побег считаю безумием: или нас подведут к виселице, или мы погибнем в тайге. О нашей же демонстрации узнает Россия, весь мир. Считаю побег ошибкой. Однако вопрос таков, что настаивать никто не имеет права каждый из семи неопрошенных имеет право уйти в тайгу. Голосуем...
