-Какая гадость. Я не понимаю. Зачем люди так жестоки? Что сделал им этот орк? Ежели он с ватагой сорвиголов напал на деревню - убей его честной сталью, не лишай война посмертия в Земле Обетованной. Пусть пирует в своих Чертогах Колдуньи Железного леса с сородичами: пьет хмельное пиво и ест свежее мясо. А если он просто попал под горячую руку, так тем более не понятно...Да что бы он ни сделал, нельзя смерть превращать в потеху. И я еще должен, по замыслу Великий, будь они неладны, спасать этот сброд. Нет. Уж если я ради НИХ должен сделать...что должен, то я лучше брошусь на собственный меч или сдамся темному владыке. Хуже-то все равно не станет...Нет, не могу я так. Шакур, проберись с конями поближе к тому краю помоста. И найди по дороге третью лошадь, нам придется драпать быстро, не прощаясь с обозниками. И если будет туго, можешь дыму что ль напустить, не знаю? Короче, я пошел.
Полуэльф, работая локтями, пробивался к помосту. Шакур покачал головой и направился к ближайшей коновязи. Ему, как потомку аристократической фамилии, претила мысль о конокрадстве, тем более ради орка, одного из тех, кого его отец держал для черной работы в поместье. Но с другой стороны, хотелось попробовать чего-то нового, неизведанного в жизни. Да такого, чтоб чопорный нобиль Шакур Ором старший просто побелел, узнав о подвигах единственного сын.
Орка, тем временем, привязали прочными канатами к столбу. Палач не спеша разжигал костерок, в котором потом запалит смолистую ветку и подожжет ею щедро умащенный хворост. Приговоренный к смерти видел все эти приготовления. И понимал, что тянутся последние минуты его жизни. Что хорошего и что плохого было в этой судьбе, все всплыло перед глазами орка - набег летучей конницы, в котором погибли сыновья и сестры. Бесчисленные битвы с гномами. Тяжелая работа на золотоносных рудниках в рабском ошейнике. Бегство. Тяжкие годы кочевья, когда люди всерьез решили осваивать север, в один из которых насмерть замерзла любимая. Страшный голод, мор среди детишек...Из горла орка вырвался протяжный и долгий вопль. Так кричать мог дикий зверь, загнанный в угол и видящий перед глазами нацеленную в горло рогатину. Толпа притихла, но кто-то закричал:
-Жги давай, а то околели уже.
Палач поднес факел к хворосту. Сдобренный маслом сушняк чуть занялся. Человек обошел столб, чтобы поджечь еще и с другой стороны, но факел наткнулся на меч. Вторым клинком Канн угрожал загудевшей от негодования толпе. Если бы они все, рассвирепев, накинулись на него, воин бы не устоял. Но селяне смелы были исключительно тогда, когда противник был связан цепями и не мог забрать с собой десяток-другой жизней.
