По особому ходатайству, удовлетворенному властями, Рубену разрешили отправиться в Холлоуэйскую тюрьму в экипаже, чтобы избежать отвратительного, кишащего насекомыми тюремного фургона, и, пока молодой человек ждал кэб, его родственникам и друзьям позволили попрощаться с ним.
— На вас обрушилось тяжкое испытание, мистер Хорнби, крепитесь, — сказал Торндайк Рубену, когда мы втроем на несколько мгновений остались одни. — Не падайте духом; я убежден в вашей невиновности, и у меня есть серьезная надежда убедить в этом весь мир, но пока эта информация только для ваших ушей, никому ни слова, потерпите немного, — добавил мой коллега с сердечным участием, которого обычно избегал, общаясь с клиентами.
Рубен так расчувствовался, что чуть не заплакал и не смог произнести ничего членораздельного, — видимо, он слишком долго сдерживался, и его самообладание истощилось. Справившись с нервами, Торндайк крепко пожал юноше руку и увлек меня прочь.
— Как бы мне хотелось избавить беднягу от этой волокиты, а особенно от унижения быть заключенным в тюрьму! — с горечью воскликнул Торндайк, когда мы шли по улице.
— Нет никакого унижения, — ответил я, правда, без особой убежденности. — Его виновность не доказана, то есть в глазах закона он не преступник. Оклеветать ведь можно кого угодно, даже самых достойных людей.
— Дорогой Джервис, вы, как и я, знаете, что это только казуистика, — возразил мой ученый друг. — Закон декларирует, что неосужденный человек невиновен, но как с ним обращаются? Судья магистрата ни разу не назвал его мистером Хорнби, вы заметили? А что его ждет в тюрьме? Им будут командовать тупые надзиратели, на его одежду прикрепят ярлык с номером, его запрут в камере, где в дверь вставлен глазок, через который любой проходящий мимо тип, если захочет, может понаблюдать за арестантом; еду заключенному подадут в грязной жестянке с погнутой ложкой, периодически его будут выгонять из камеры, выводить во двор и заставлять ходить по кругу в толпе, в основном состоящей из отбросов лондонских трущоб и клоак. Даже если его оправдают, он выйдет на свободу без малейшей компенсации за моральный ущерб и даже без извинений за те неудобства, оскорбления и убытки, которые ему придется вынести в результате ареста.
— Да, вы правы, зло неизбежно.
— Я убежден в том, что презумпция невиновности — чистая фикция; с момента ареста с обвиняемым обращаются, как с преступником. Ладно, — махнул рукой Торндайк, подзывая проезжавший мимо кэб, — дискуссию придется прервать, иначе я опоздаю в больницу. Чем вы собираетесь заняться?
