Компанию мне составляла соседка: тетя Зина-«москвичка». Она тоже собиралась выбрасывать мусор и, подобно мне, то пряталась от мороза в подъезде, то периодически выглядывала на улицу. Потом, посмотрев на меня внимательно, она вдруг ни с того ни с сего произнесла: «А ты красивым парнем будешь».
И все, как отрезало! Сглазила! С тех пор ни одна женщина больше меня красавцем не называла. Обидно, именно тогда, когда я подрос и стал нуждаться в женском внимании, и, я бы даже сказал — ласке, девушки перестали меня замечать.
Хоть бы одна подошла на улице и сказала: «Все, будешь сегодня моим кавалером!». Не подходили, почему-то.
Ниночка пропала из квартиры первой, вышла замуж за своего курсанта, ставшего офицером, и отбыла к новому месту его службы. Билейченко вроде как заняли всю квартиру, но что-то им не пожилось. Сначала исчезли пацаны, тетя Люба жила в квартире одна с полгода. Скучала по детям и разрешала мне приходить в гости и играть игрушками ее детей, а потом и она уехала.
В квартире поселились новые жильцы — интеллигентная семейная пара. Оба не юные, лет около тридцати, но с маленьким ребенком двух-трех лет. Я не запомнил, как их звали и их фамилию, но помню, что очень нравился новой хозяйке. Она тоже меня привечала, приглашала в гости и даже пыталась научить вязать. Но разве можно мальчишку лет 7–8 увлечь делом, требующим терпения и усидчивости?
Эти милые интеллигентные люди вскоре съехали, и на пару десятилетий в этой квартире воцарилась… вы не поверите, очередная тетя Зина — женщина пенсионного возраста. Она занимала большую комнату. В маленькой на разные сроки появлялись какие-то персонажи. Но ни одного из них я, повстречав сейчас на улице, просто не узнаю. Только где-то к концу перестройки один предприимчивый школьный физрук сумел выменять оба ордера, и квартира перестала быть коммунальной.
Ну и последних, кого стоит упомянуть, это наших соседей по лестничной площадке разновозрастную семью Танеевых. Главой семьи и единственным мужчиной у них был высокий худой старик в возрасте далеко за семьдесят, весь благообразный и с длинной седой бородой. Наряди его в красный кафтан, и он мог бы исполнять роль деда Мороза без грима. При нем была его супруга — маленькая скрюченная старушка в очках с толстенными линзами. И зимой, и летом бабулька ходила в каком-то черном шушуне и валенках, видимо сильно мерзла. Ходила — это сильно сказано. Если дедуля был подвижен и энергичен, посещал и магазины, и почту, иногда даже что-то мастерил своими руками, то супруга его, если и выходила на улицу, то в лучшем случае, не дальше крыльца. Старушке выносили табуреточку, и она часами сидела на ней, разглядывая через свою могучую оптику окружающий мир и размышляя о чем-то вечном. Кстати, именно от нее я впервые узнал, что гром производит колесница Илии пророка, когда он по небу путешествует.
