Я обнял ее, теплую и податливую, с удовольствием ощущая упругую мягкость ее груди и налившуюся силой спину, а главное – то, как плотно, без малейшего зазора, тело Мэгги вписывается в рельеф впадин и выпуклостей моего.
– Кто звонил? – пробормотала она.
– Кэглсток. Он хотел, чтобы я сегодня с ним пообедал.
Она кивнула, достала из холодильника апельсиновый сок и сделала несколько глотков прямо из пакета. Потом Мэгги достала из корзинки хлеб и, соорудив пару бутербродов с арахисовым маслом и джемом, стала есть, одновременно взбалтывая в миске несколько яиц. Посыпав их тертым сыром, она доела второй бутерброд и снова приложилась к пакету с соком.
Облокотившись на полку буфета, я держал в руке кружку с кофе и внимательно наблюдал за женой. Она еще не до конца проснулась, но ела с большим аппетитом, даже с жадностью, которая стала проявляться в ней в последнюю неделю. Ела Мэгги все, что попадало под руку и что не было прибито гвоздями, но я знал, в чем причина, и старался воздерживаться от шуток по этому поводу.
Когда яйца были готовы, Мэгги съела и их – прямо со сковородки. Наклонившись над раковиной, она отделяла вилкой большой кусок, дула на него и, не дожидаясь, пока яйца остынут как следует, отправляла в рот. После этого Мэгги некоторое время корчила уморительные гримасы, стараясь дышать через рот, но ее рука уже зачерпывала из сковородки очередной кусок омлета. Если яйца оказывались слишком горячими, Мэгги начинала приплясывать на месте, как человек, откусивший кусок едкого зеленого перца-ялапеньо. Ее короткая ночная рубашка заканчивалась примерно на дюйм ниже ягодиц, и я не без удовольствия отметил, что от частого пребывания на солнце ее длинные ноги покрылись ровным загаром. С каждым днем моя жена понемногу преображалась и уже успела уйти довольно далеко от той бледной, болезненно худой женщины, которая неподвижно лежала на кровати в палате больницы.
Но вот яйца были съедены дочиста; Мэгги перестала приплясывать, отставила сковородку, очистила банан и разделалась с ним в три приема. Запив его еще одним глотком сока, она открыла дверцу холодильника и ненадолго застыла, с разочарованным видом изучая его белое нутро.
– Нужно съездить в магазин, – сообщила она, качая головой. – В этом доме не осталось никакой нормальной еды.
– Я заметил, – проговорил я, дуя на свой остывший кофе.
В конце концов Мэгги извлекла из холодильника начатую банку маринованных корнишонов и, подсев к столу, взяла в руки утреннюю газету и стала просматривать первую страницу, с рассеянным видом отправляя огурцы в рот. Ела она как завзятый курильщик, который прикуривает одну сигарету от другой.
