Мессир Леонардо понял, что не сумел уйти от вопросов по поводу «Тайной вечери», которые вызывали у него только досаду. Но, будучи по натуре уравновешен, он не утратил спокойствия и сказал:
— Надобно вам знать, мадонна, что душа моя целиком устремлена к этой работе, а домыслы людей, мало разбирающихся в подобных вещах, так же далеки от истины, как мрак от света. И я просил досточтимого отца настоятеля, молил его, как молят Самого Христа, чтобы он набрался терпения и перестал наконец что ни день жаловаться, терзать меня и торопить.
— Я думала, завершение такого благочестивого труда будет для вас радостью. Или работа над росписью отняла у вас силы и утомила…
— Мадонна! — перебил ее Леонардо. — Знайте же, что дело, которое столь мощно влечет меня, захватывает и пленяет, не может меня утомить. Таким создала меня природа.
— А отчего, — спросила герцогская возлюбленная, — отчего бы вам не поступить с этим старцем, как добрый сын поступает с отцом, отчего бы не исполнить его волю, а значит, и волю его светлости?
— Эта работа, — отвечал Леонардо, — ждет своего часа. Она будет завершена во славу Господа и во славу этого города, и никто не принудит меня попустить, чтобы она принесла мне нечестие.
— Стало быть, люди говорят правду, — удивилась Лукреция, — вам боязно сделать промах и навлечь на себя упреки? И у вас, у художника, которого называют первым мастером нашего времени, больное воображение: там, где другие видят в вашей работе чудо совершенства, вы непременно усматриваете недостатки, да?
— То, что вы, мадонна, — не знаю, от великой любезности или по доброте сердечной, — ставите мне в укор, не соответствует действительности. Но я бы хотел, пускай лишь отчасти, быть таким, каким вы меня видите. На самом же деле я связан с этой росписью, как любящий с любимой. А как вам известно, любимая, капризница и недотрога, частенько отталкивает от себя того, кто ухаживает за нею с пылкой страстью.
— Это шутки, и правды в них нет, — сказала герцогская возлюбленная, которая все, что имело касательство к любовным историям, принимала на свой счет. — Мессир Леонардо, вы знаете мою неизменную к вам расположенность. Но может статься, ваше упорное стремление уклониться от работы над этой росписью вызовет у его светлости недовольство и огорчение, а тогда вы едва ли надолго останетесь у герцога в фаворе.
Когда мессир Леонардо услыхал эти слова, странницы-мысли увлекли его прочь, он увидел себя, одинокого и сирого служителя искусства и наук, в чужедальних краях, без друзей и спутников, без крыши над головой.
