— А все потому, — заметил Манчино, — что для вас, немцев, все вина одинаковы. А ведь то, которым вас вчера потчевал трактирщик, кувшинами не пьют.
— Ваша правда, — согласился Бехайм. — Только разумение-то задним числом приходит. Нынче вы, однако, говорите со мною вполне здраво, а вчера напустились как безумец какой.
— Потому что вы вчера, — объяснил Манчино, — упорно не желали прекратить разговор о той девушке, хотя я настоятельно просил вас об этом. Я не хотел, чтоб мои приятели пронюхали о дружестве и симпатии, питаемых мною к сей юной особе. Они же станут насмехаться и не преминут ославить бедную девочку на весь город. Вот и запомните на будущее, сударь: при моих приятелях ни слова об этой девушке!
— Неужто? — удивился Бехайм. — А мне они показались вполне солидными и добропорядочными людьми.
— Они такие и есть, такие и есть! — воскликнул Манчино, придерживая за повод вдруг забеспокоившуюся пегую лошадь. — Вполне солидные и добропорядочные люди. Не в пример мне. Я-то сам никогда не был ни солидным, ни добропорядочным, чего уж тут. Словом, приятели мои считают, что девушка, которая водит со мной компанию и даже просто здоровается, непременно одна из тех, чью любовь можно купить за деньги.
— Сказать по правде, на такую она вовсе не похожа, — сказал Бехайм, погруженный в воспоминания о девушке. — А если б оказалась из таких сколько ни заплати, все было бы мало.
— Она красива и чиста, как розовый бутон, — объявил Манчино и опустил руку со скребницей в воду.
— И ростом высокая, и цвет лица у нее свежий, не какая-нибудь бледная немочь. Ничего не скажешь, девушка мне по нраву. Вы бы хоть намекнули, в которую церковь она ходит к мессе, а?..
— Значит, вы не только меня, но и Господа Бога сводником сделать решили? — вскипел Манчино.
— Сводником? — возмущенно воскликнул Бехайм. — Сударь! Имейте уважение к святым вещам! Надеюсь, мессу-то послушать не возбраняется? Или и тут от вашего брюзжания спасу не будет? Сводничество! С чего вы взяли? Я хочу вернуть ей платочек — она его утеряла, а я подобрал.
Он достал из кармана платочек льняного «боккаччино» и сунул его Манчино под нос.
— Да, платочек и правда ее, — Манчино осторожно взял платочек мокрыми пальцами. — Я сам подарил его ей на именины, со скляночкой душистой эссенции. Значит, она его обронила.
— Совершенно справедливо, и вы могли бы вернуть ей этот платочек, с приветом от того, кто шел следом за нею, — предложил Бехайм. — Не стану отрицать, я бы с удовольствием повидал ее снова, очень она мне понравилась, и как знать, может, я тоже ей приглянулся. Только вот исчезла в один миг что она себе думает? Что у меня есть время бегать по всему Милану, разыскивая ее? По всем церквам да рынкам? Нет, я в Милане делом занимаюсь, мне не до поисков, так и скажите моей Аннетте!
