Хранил я свою коллекцию в довольно-таки смешном, во всяком случае, несерьезном, месте: в деревянном грибе, стоявшим за маминым туалетным зеркалом. Никто кроме меня в этот гриб не лазил, не открывал его тугую, красную как у подосиновика, шляпку; да и кто мог подумать, что там, внутри, находится, что-нибудь ценное. Я и сам-то потом, наезжая из Ленинграда к родителям,, не заглядывал в гриб годами; случалось, возьмешь, встряхнешь- все в порядке, бренчат монеты!- и поставишь на место.
Но однажды меня словно что-то кольнуло: дай взгляну на коллекцию. Высыпал монеты на стол, разложил по годам, по векам, по странам… стойте, а где денга? Денги-то и нет! Сгинула! Что скрывать, огорчился я не на шутку. Раздосадовало в основном то, что я даже самому себе не мог доказать, что владел такой редкостью… А вдруг я глупейшим образом ошибся? Вдруг на этой изрядно помятой и почерневшей денге значилась вовсе другая дата- не 1569, а 1659? Тем самым монета сразу молодела на сотню лет, становилась ровесницей не Ивана Грозного, а «тишайшего « Алексея Михайловича…
М-да, обидно. Но- теперь не проверишь, поздно хватился. Придется утешиться тем, что иной миф дороже были. По крайней мере, он разбудил фантазию, интерес к истории, я что толку было в серебряной шелухе, в подаренных к очередным именинам блестящих, новеньких пятачках и гривенниках!
Электричество.
Вопрос: как тринадцатилетнему парню хватало времени и на уроки, и на жадное чтение, и на коньки, и на переплетение книг, и на музыку, и на лыжи, и на домашнюю трудовую повинность в виде ежедневной очистки двора от льда и снега, одним словом- на все плюс самое непредвиденное. Причем отдавались этому не какие- нибудь минутные крохи, а полновесные часы, дни, недели зимней школьной поры. Ответ, по существу, один: значит, детство и отрочество- поразительно емкий период, это какая-то расширяющаяся вовне и внутрь себя вселенная!
Но был год, точнее- зима, когда одно увлечение подавило все остальные, стало монопольным, главенствующим, словно ради него я и жил на свете. Эту зиму можно назвать электрической. Мою жизнь заполонили электрофоры, лейденские банки, конденсаторы, электрическая машина, разнообразные электрические опыты, производимые как в сосредоточенном одиночестве, так и эффектно демонстрируемые напоказ. Вольно или невольно, во все это втягивались мои друзья, одноклассники, родные, знакомые. Сейчас странно вспоминать, как солидные взрослые люди, послушно взявшись за руки, образовывали электрическую цепь. Как охотно становились по очереди на «уединяющую скамейку», отчего их наэлектризованные волосы вставали дыбом. Как радушно позволяли с треском извлекать из кончиков их носов фиолетовую полуторасантиметровую искру, терпя при этом весьма ощутимый укол. Любопытство, забава, уважение к всемогущей, таинственной (хотя на первый взгляд и игрушечной ) науке. А главное- симпатия к молодому электрику,- все смешалось в этом участливом отношении к моим незамысловатым экспериментам.
