Люди - народ интересный | страница 24




Заодно скажу, что мне, мальчику разрешалось ходить только на серьезные картины, поставленный о русским классическим произведениям. Например, я видел «Войну и мир». Да, была такая картина, немая, но тоже в нескольких сериях, как и нынешняя. Тоже с массовыми батальными эпизодами. Видел «Пиковую даму». Было очень страшно, когда Герман подошел к гробу поцеловать руку мертвой графини. А она… Даже сейчас жутко, хотя забыл, что она сделала- подмигнула, что ли? Видел веселую «Ночь перед рождеством» с летающим чертом и прочими чудесами. Честное слово, это было неплохо сработано! Конечно, я тогда не предполагал, что когда-нибудь окажусь причастен к кино, не то присмотрелся бы внимательно. Кстати, ходил почти всегда с мамой. Папа кино не любил: почти все картины казались ему нехудожественными- глупыми, пошлыми, вульгарно-надрывными или противно- слащавыми. Судя по заглавиям, это так и было. Беру старую газету и читаю: «Женщина, взглянувшая в лицо смерти», «За право первой ночи», «Ступени слез», «Сломанный бурей нежный цветок»; даже самое невинное заглавие- «Бабушкин подарок»- сопровождалось завлекательным сопровождением:»Мясопустная картина на злобу дня.» (Мясопустной неделей обычно называли масленицу, когда ели блины и веселились) Папа любил смотреть только видовые картины. Но отдельно их никогда не показывали, только с драмой и комической, очевидно вроде этой мясопустной.


Жалко, не сохранился у меня номер иллюстрированного журнала «Солнце России», на цветной обложке которого изображен шестилетний Вилли Ферреро, дирижирующий большим симфоническим оркестром. Этот мальчик, помню, возбудил у меня восхищение и зависть, - зависть не к славе: меня поразило, что чуть не сотня взрослых мужчин, усатых и бородатых повиновались моему однолетке в бархатных коротких штанишках и с широким бантом на шее. Мог ли я предполагать, что лет через сорок увижу его за дирижерским пультом в большом зале Ленинградской филармонии и многие оркестранты будут значительно нас моложе…

Кстати, финал «Болеро», Равеля, его последняя нота, прозвучал у Ферреро как-то по-новому: оркестр словно взвыл перед тем. как смолкнуть. А может, это мне показалось- я ждал от бывшего вундеркинда чего-нибудь неожиданного… Среднего роста, подвижный, худощавый, изжелта -смуглый, - таким я увидел Вилли Ферреро в 1952 году.

Но вернусь к скрипке. После революции скрипка снова возникла, когда я поступил в Гапсальское училище; тот самый дьякон, который учил Верещагина, учил нас пению, вторя нам и себе на скрипке.Владел он смычком умело, но с австрийцами сравниться все же не мог и увлечь меня желанием самому взять в руки инструмент тоже не мог. Я лишь однажды слышал профессионального скрипача- солиста. В Котельниче дал концерт молодой «свободный художник» ( таково тогда было звание окончивших консерваторию)- худенький пышноволосый брюнет, который в моменты наибольшей экспрессии буро откидывал свои черные как смоль, как вороново крыло(так писали в старых романах) тяжелые кудри, что, по правде сказать, мне немножко мешало, казалось искусственным. Уж очень велик был контраст с тишайшим и благолепнейшим, кротким, аки голубь, отцом Яковенко…