Теперь все наши старшие взрослые умерли- как мои родители, так и Карловы; умер от скоротечной чахотки и Боря, студент третьего курса медицинского института, робкий, застенчивый юноша; умерли переехавшие в Котельнич карловские родственники, жившие до Великой Отечественной войны в Белоруссии; утонули в реке Вятке приехавшие погостить родственники из Латвии. Трагичнее всех погиб сам Николай Иванович. Глубокий старик, уже глуховатый и перенесший инсульт, но еще сравнительно бодрый и словоохотливый, он пошел на вокзал, чтобы что-то купить, а вернее, чтобы просто прогуляться- он любил все, что связано с железной дорогой. Возвращаясь домой, он сбился, пошел не по запасному пути, где зимой поезда не ходят, а по главному, и за поворотом на него налетел тяжелый товарный состав. Хоронил Николая Николаевича весь город- столько лет он отдал больнице и врачебному делу. У меня есть фотография, где можно с трудом разглядеть многолюдную похоронную процессию: когда его везли на кладбище валил снег, крутила метель, но горожане провожали его до самой могилы. Мог ли он думать полвека назад, скитаясь по фронтовым дорогам,что в мирной жизни его подстерегает такой конец? И что это такое- судьба? Дикий случай?
Да, Николая Ивановича все почитали в Котельниче, разумеется, я тоже, но я любил его сыновей, Надежду Алексеевну несравнимо больше. В чем дело? Мне чудилось, что еще с моих детских лет Николай Иванович относился ко мне слегка неприязненно- дети это всегда замечают.
Когда в следующие годы я приезжал домой на каникулы и приходил к Карловым, Надежда Алексеевна встречала меня как родного, Николай же Иванович не проявлял ко мне ни малейшего интереса. Может, действительно, я ему чем-то не нравился- скажем, излишней живостью, резвостью, и на его взгляд, вздорными увлечениями… Словом, тем, чего не желал бы он своим сыновьям. Впрочем, это сегодняшние догадки( или тогдашняя моя мнительность) и все обстояло как-нибудь проще. Но у кого теперь спросишь?
За столом Николай Иванович был превосходным рассказчиком- повидал на своем веку вдоволь, и я, как все, с удовольствием его слушал. Серебряный бобрик его волос, белоснежный китель и добродушный смех украшали любое застолье, а благодушие, оптимизм невольно всех заражали.
К сожалению, эти превосходные качества не могут порой предотвратить несчастье…
Когда старший сын в 1933 году окончил институт и уехал врачом на Дальний Восток, младший, учившийся в том же вузе, остался в Ленинграде один. Если волевой и спокойно-настойчивый Коля умел заставить скупых стариков-хозяев регулярно топить в комнате печь, то робкий, уступчивый Боря мирился с холодом, сыростью, и, заболев плевритом, покорно молчал и терпел. Когда Боря приехал на зимние каникулы, он кашлял, ночью потел, словом, явно был нездоров; несмотря на это, отец, многоопытный врач, позволил ему вернуться в институт, в Ленинград. Весной болезнь Бори зашла так далеко, что ленинградские родственники известили о ней родителей. Николай Иванович приехал и увез сына домой умирать- лечить было уже поздно.
