— Я убила маму, — отступившись назад, с дрожью в голосе прошептала я.
Но братик не обращал на меня внимания, он понял нож и сел над мамой.
— Почему же ты не улыбаешься мама? — с безумной улыбкой он засунул нож ей в рот и начал разрезать кожу, я отвернулась.
Мама постоянно кричала на него за то, что он не улыбался.
— Не волнуйся, — я почувствовала его руку у себя на плече.
Когда я повернулась, на его лице больше не было безумной улыбки, но руки были в крови. На это было наплевать, я со всей силой, на которую только была способна, обняла его своими маленькими ручками.
— Меня накажут?
— Нет, — тихо ответил, гладя мои волосы. — Милая, что я всегда говорил, у тебя отлично получается?
— Врать.
— Я расскажу тебе историю, ты должна её повторить так, что бы полицейские поверили.
* * *
Наше время.
— Соленая, — сказал Джокер, пробуя мою слезу.
Я не сдержала всего одну слезу, но даже она не скрылась во тьме от внимательного взгляда клоуна.
Он взял вину на себя и из-за меня попал в психушку, а уже там стал психом. Я загубила ему жизнь, нужно было сказать правду, а я испугалась.
— Их тогда не было, но теперь Готэм защищает пришелец и человек, что не раз садил тебя под замок, поэтому уже можно делать ставки на день, когда тебя посадят под замок.
Я попыталась перевести тему, ведь воспоминания о прошлом делали меня сентиментальной, а любая слабость у его присутствии будет стоить мне жизни.
— У меня было много времени, что бы подумать на эту тему, — кто бы сомневался. — Правда, в том, что люди по своей природе очень глупы. Я даже не буду трогать этих мнимых героев, их уничтожат, те, кого они так усердно защищают. Сейчас они им нужны, а надоенут — они выкинут их, как прокажённых. Их принципы, их кодекс — всего лишь слова, забываемые при первой опасности. Они такие, какими мир позволяет им быть. Я покажу тебе: когда дело плохо, эти… эти цивилизованные люди сожрут друг друга, — его разум и смекалку не портит даже безумие. — Ты как всегда прекрасна, — он проводит тыльной стороной ладони по щеке, скулах, затем спускается на шею и это все Джером делает безумно медленно. — Ты идеальна, лучше бы не смог сделать даже Бог.
Переходит к ключицам. Его руку резко сменяет нож, он ведет лезвием так же медленно и плавно, максимально прижимая холодный метал, к коже, но делая это так, что бы на теле не было ни единой царапины.
Я стою словно связанная, не в силах пошевелить даже мизинцем. Всех людей в Готэме пугает его смех, что пробирает до мурашек, меня ж пугает его отсутствие. Он одним быстрым движением лезвий разрезает рукав моего платья, тем самым открывая вид на рану, что появилась после встречи с Харли.
