Не говоря уже о тщеславіи, съ которымъ человѣкъ, одаренный безспорно величайшимъ геніемъ, по все таки рожденный женщиною, ставитъ себя превыше всѣхъ прочихъ людей, признавая себя побѣжденнымъ однѣми только стихіями,-- достойна замѣчанія несообразность его сужденіи. Море ли воспрепятствовало ему плыть въ Англію, или Англійскіе корабли и матросы? Онъ также бы могъ утверждать, что гора Сен-Діанъ и Суаньисскій лѣсъ, а не армія Веллингтона, преградили ему путь въ Брисесль.
Прежде, чѣмъ оставимъ предметъ сей, замѣтимъ еще, что Бонапарте, кажется, былъ увѣренъ въ успѣхѣ, если бъ только ему удалось высадить свою армію. Одно общее сраженіе, предполагалъ онъ, рѣшило бы судьбу Англія. Дошедъ въ пять дней до Лондона, Наполеонъ преобразовалъ бы правленіе Вильгельма III, но съ великодушіемъ и съ безкорыстіемъ. Созвавъ жителей, онъ возвратилъ бы имъ права ихъ и уничтожилъ бы олигархическія козии. Не прошло бы нѣсколькихъ мѣсяцевъ, какъ, по мнѣнію его, сіи два народа, столь недавно еще питавшіе другъ ко другу сильнѣйшую вражду, соединились бы Въ своихъ понятіяхъ, въ своихъ правилахъ и выгодахъ. Полное объясненіе сего вранья (ибо иначе нельзя назвать его, хотя оно и произнесено устами Наполеона) находится еще въ другомъ мѣстѣ, гдѣ онъ выражается искреннѣе, чѣмъ въ Монитерѣ и въ бюлетеняхъ. "Съ моею Франціею" говоритъ онъ: "Англія неизбѣжно должна была сдѣлаться ея принадлежностью. Природа сотворила ее однимъ изъ нашихъ острововъ, такъ же какъ Олеронъ и Корсику."
Нельзя не слѣдовать за Наполеономъ въ сужденіяхъ его съ товарниками его изгнанія на островѣ Св. Елены. Когда Англія была бы завоевана и соединена съ Франціей) въ своихъ понятіяхъ и въ правилахъ, по одному изъ его выраженій, или сдѣлалась бы ея принадлежностью, какъ онъ говоритъ въ другомъ мѣстѣ, то читатель могъ бы предположить, что предназначеніе Наполеона бы исполнилось. Увы! оно бы развѣ только что началось. "Послѣ сего, (т. е. послѣ покоренія Англіи), говоритъ онъ: "я бы пошелъ отъ Юга къ Сѣверу, производить подъ Республиканскими знаменами (ибо я былъ тогда Первымъ Консуломъ) преобразованіе Европы (т. е. распространеніе его собственной, деспотической власти), которое я въ послѣдствіи едва было не совершилъ подъ Монархическими формами." Видя, что такія мысли царствовали еще въ воображеніи Наполеона и срывались съ языка его даже послѣ невозвратнаго его паденія, нельзя не воскликнуть: "Производило ли честолюбіе когда либо столь сумазбродныя мечты, и оканчивались ли когда либо мечты сіи столь гибельнымъ и унизительнымъ образомъ!"
