— Димка Дымов не сдается!
— А ремня?
Разоружив сына, Дымов шлепнул его по попе и сказал:
— А теперь гуляй. Только в грязи не валяйся. И не ори во всю глотку.
Глядя, как муж с детьми уходит, Дарья Витальевна встала:
— Тоже, что ли, пройтись?
Алексей понял, что его приглашают составить компанию. И тоже встал:
— Дым, спасибо за шашлык. Обалденно вкусный. Я и не знал, что ты умеешь готовить.
— Приходится, — усмехнулся Леня. — Жена сгорает на работе.
Алиса, разомлевшая от вина, молча обняла его за мощную шею и прижалась к Лениному плечу. Спорить ей не хотелось. Не хотелось сегодня быть главной, когда рядом отец. Тихий семейный праздник, это ведь такая редкость.
Дымовы остались в беседке вдвоем. Обернувшись, Алексей увидел, как они целуются, и отчего-то смутился. Неприступная Алиса, Статуя Свободы, взятая мужчиной в плен, выглядела непривычно. Алиса с бокалом вина в руке, а не с рапирой. Неужели любовь победила?
— И куда мы пойдем? — спросил Алексей у Дарьи Витальевны, подставляя ей свой локоть.
— Вот ведь проблема: в загородном доме, на огромном участке, негде погулять, — пожаловалась она, цепляясь за его руку. — У меня такое чувство, что вокруг закамуфлированные под кусты солдаты! Это правда, все то, что ты мне сказал по телефону?
— А ты сама не видишь?
— Вижу охрану, казарму, которую мой муж называет домом и которая, судя по всему, на осадном положении, вижу, что Дима сам на себя не похож. Не похож на себя прежнего, — тут же поправилась Дарья Витальевна. — Он больше не говорит — приказывает. Даже со мной еле сдерживается. Я каждый миг ожидаю команды: Молчать! Слушать меня!
— Он собирает ополчение, — неловко пошутил Алексей. — Это армия, замаскированная под общественную организацию. Ему этого не спустят, — осторожно намекнул он, покосившись на Дашу.
— Я пыталась его отговорить, — нахмурилась она. — Но Дима никого не хочет слушать.
— Ты и Сашка — все, чем он дорожит. Так, может, сыграть на этом?
— Ты сказал, у Димы в офисе кого-то убили?
— Тукаева. Он притянул к «БуЗе» ОПГ. Будет бунт.
— Леша, не пугай меня!
— Увези мужа отсюда. За границу, в Италию, а лучше на другой конец света. Там, где вас никто не найдет. Проси, умоляй, если надо — встань на колени.
— Я-то встану, — Даша тяжело вздохнула. — Гордости у меня совсем не осталось. Первое время, после того как… — она чуть не заплакала, и Алексей тихонько сжал ее руку: спокойно. — …после того как Диму посадили, я перестала спать по ночам. Закрывала глаза — и видела перед собой окровавленного Дана… Мне даже пришлось ходить к психотерапевту, чтобы все это забыть… Или хотя бы научиться делать вид, что я забыла. Я не то что на колени встану, лишь бы и Дима об этом забыл, а и всю ночь простою перед ним, как перед иконой. Понимаю: это звучит кощунственно, но мне теперь все равно. Я потеряла и веру, и надежду. И почти потеряла любовь мужа. Да послушает ли он меня? У меня не осталось гордости, у него — жалости. Мне иногда кажется, что мой муж — машина.
