-- Смотри какой, -- одобрительно кивнул Мочалов. -- А еще какие за ним доблести водятся?
-- Ты меня, Сережа, будто корреспондент какой расспрашиваешь, -- нервно улыбнулся Ефимков, смутно почувствовавший, что Гореловым его друг заинтересовался всерьез. -- Больше за ним доблестей вроде никаких. Разве только что живописью увлекается. Знаешь, если бы не авиация, из него профессиональный художник мог получиться. Он у нас домик дежурного звена так разукрасил. Что ни стена -- то картина.
Мочалов положил в общую кипу и те два личных дела, которые поначалу лежали отдельно.
-- Слушай, друже, ты меня окончательно заинтриговал. Покажи мне эту роспись.
-- Поехали, -- без особого энтузиазма согласился Ефимков.
Что-то сковывало теперь его речь. Казалось, он был бы не прочь избежать дальнейших расспросов. Мочалов это понял и стал еще настойчивее.
Комдив, кряхтя, уселся за руль и сам погнал "Волгу" через аэродром по скользкой от гололеда дороге к дежурному домику. В пути был мрачен и почти не вынимал изо рта потухшую трубку. Когда командир отдыхающей дежурной пары, завидев генеральские погоны, бросился было докладывать, он за Мочалова сделал резкий нетерпеливый жест, означающий: отставить.
Войдя в домик, Сергей Степанович огляделся по сторонам. Копии веселых охотников на привале и запорожцев вызвали не его губах усмешку, но эта усмешка исчезла, когда он увидел на третьей стене картину будничного летного дня, где с точностью была выписана не только каждая фигура, но и трава, пригнувшаяся от могучего дыхания двигателей, и ромашка в руке у одного из летчиков, наблюдавших с земли за взлетом реактивных машин. А устремившаяся к звездам ракета, оставившая за собой огненный след, еще больше понравилась генералу.
-- Как его фамилия?
-- Старший лейтенант Алексей Горелов.
-- Я что-то не припоминаю его личного дела в той кипе.
-- Не было его там, -- невесело сказал Ефимков, когда они вышли, -- да и зачем стал бы я его рекомендовать? Парень как парень. Ничем не лучше тех десяти.
Пристально посмотрев на своего друга, Мочалов весело расхохотался. Нет, годы явно не повлияли на Ефимкова, он, как и прежде, не умел скрывать решительно ничего: ни своих радостей, ни обид. Генерал готов был биться об заклад, что Ефимков ни за что не хотел отдавать ему Горелова.
-- Слушай, друже, а ты все-таки феодал.
-- Это отчего же?
-- Зачем от меня Горелова прячешь?
-- Это что, лобовая атака?
-- Считай, что так.
