Когда он очнулся, то сразу почувствовал, что в комнате не один. Глаз не открыл, услышал легкое поскрипывание стула. Вероятно, второй обитатель комнаты сидел за столом. Сначала Алеша предположил, что тот пишет или читает. Но минуту спустя до его слуха дошло шуршание бумаги, стук твердого предмета о стенки стакана и шорох, не оставляющий теперь никакого сомнения, -- его сосед бреется. Делал он это спокойно и деликатно, стараясь не шуметь. Но потом вдруг стал греметь стулом, бритвенной утварью и вдобавок ко всему засвистал какой-то сумбурный мотивчик, нечто среднее между "тореодор, смелее в бой" и футбольным маршем.
Алеша открыл глаза и тоже подчеркнуто откровенно заворочался на своей койке, так что сетка, провисавшая под его телом, отчаянно взвыла. Перед собой он увидел голую спину незнакомца, сплошь покрытую крупными рыжими веснушками. Спина заворочалась, и зоркие любопытствующие глаза посмотрели на Алексея из-под рыжего чуба.
-- Проснулись, товарищ лейтенант! -- весело окликнул его незнакомец. -А я здесь умышленно шумел, чтобы вы обед не проспали. Собирайтесь.
Горелов, смахнув с себя простыню, вскочил с койки на прохладный паркетный пол.
Оба они стояли в одних трусах, с интересом рассматривая друг друга.
-- Давайте познакомимся, -- предложил сосед, -- все-таки я здесь абориген. Лейтенант Василий Комков, старший летчик.
-- Лейтенант Горелов, младший летчик, -- засмеялся Алеша. -- Видите, какая между нами дистанция!
-- Чепуха, -- быстро возразил Комков, -- помните, что говорил Наполеон о маршальском жезле, который в ранце у каждого солдата. А жезл старшего летчика добывается гораздо проще.
Алексей разглядел на столе броскую фотографию. В густых зарослях мандариновой рощи, весь окруженный ветвями, согнувшимися под тяжестью спелых плодов, стоит летчик в довоенной форме. В петлицах -- шпала. Волосы -спелая рожь. Грудь в орденах.
-- Какой яркий снимок! -- вырвалось у Горелова.
-- Это отец, -- мрачно сказал Комков, -- на отдыхе в конце сорок первого снялся. Его в Цхалтубо лечиться после ранения послали. А потом, в конце того же сорок первого, он погиб под Севастополем.
-- А у меня отец в сорок третьем погиб... на Днепре.
-- Вот как, -- потеплевшим голосом откликнулся Комков, -- значит, и вы сиротой росли? Я о своем отце всего и помню, что запах армейского ремня да золотой краб на летной фуражке. Рябинки вот еще на лице у него были.
-- А я вообще ничего не помню, -- грустно признался Алеша, -- совсем тогда маленьким был.
