-- Дай-ка очки, я еще раз прочитаю, Алешенька, -- сказала мать, чтобы незаметно от сына прикрыть очками мокрые глаза.
На следующее утро у черной водоразборной колонки острая на язык бабка Додониха уже шумела, обращаясь к своей товарке:
-- Слышь, Аграфена, а это правда, что гореловскому Алешке в области диплом за картину дали?
-- И не в области, а в самой Москве, -- гордо подтвердила верная их соседка, -- и не только диплом, но и премию. Золотые часы с именной надписью.
Вечером мать спросила:
-- Сынок, а что на ней нарисовано, на этой твоей картине? Ты бы хоть мне ее показал, что ли.
-- Непременно, мама, -- обрадовался Алеша. -- Но ее только через неделю с выставки возвратят. И мне там кое-что поправить хочется.
-- Зачем же поправлять, сынок, если картину твою премировали?
-- Чтобы тебе показывать, мама, -- смеялся сын, -- ты для меня выше любого жюри. Я хочу, чтобы картина еще лучше стала. Тогда покажу.
Алексей сдержал слово. Дней через десять он принес большой, размером в оконную раму, плотный сверток, туго перетянутый шпагатом. Алена Дмитриевна, стиравшая в корыте белье, отняла руки, покрытые мыльной пеной.
-- Это что, сынок?
-- Картина, мама.
-- Та самая?
-- Ну конечно.
-- И можно уже смотреть?
-- Нет, подожди. Тут надо кое-что приготовить. Я для тебя все как на настоящей выставке хочу сделать.
Он прошел в свою крохотную комнату, разрезал веревки и с шуршанием отбросил в сторону оберточную бумагу. Насвистывая, он двигался по комнате, ставил картину то в одном, то в другом месте, стараясь определить, откуда на нее будет падать больше света, чтобы краски от этого не холсте как можно ярче заиграли. Наконец понял, что дневного света явно не хватает, потому что, блеклое и вялое, оно уже падало за Волгу. Тогда он затворил ставни и включил электричество. Картина ожила. Он обрадовался и мгновенно сменил сорокасвечовую лампочку на стовсечовую. Старательно завесил картину белым полотном и весело позвал:
-- Мама. Готово.
Алена Дмитриевна вынула руки из мыльной пены, старательно их ополоснула и вытерла мохнатым полотенцем.
-- Где же твоя картина, Алешенька, показывай, -- сказала она, входя в его комнату. -- Да тут же только белое рядно.
-- Это так надо, мама. А теперь стань чуть подальше, к дверному косяку, и смотри, -- командовал приободренный Алексей. -- Раз, два, три. -- Он сдернул белое полотно и торжественно прошептал: -- Вот это и есть мой "Обелиск над крутояром".
