И словно поняв, что ее больше не будут бояться, что больше не нужно опасаться быть отвергнутой, магия Темного мира хлынула ко мне, соединяясь с телом. Первое, что почувствовала, оказалась невыносимая боль, которая скрутила по рукам и ногам, не позволяя сделать ни вдох, ни выдох; горло сжал спазм, не давая проронить и звука, а ребра сдавило так, что они, казалось, начали трещать; в глазах потемнело, и я перестала ощущать реальность. Потерялась во времени и пространстве, поглощая в себя такую силу, что от нее начала кружится голова, а к горлу подступила тошнота, и в этот же момент я почувствовала во рту металлический привкус — кровь. Мир утратил краски и поблек, и я чувствовала только одно…
Боль, бесконечная и невыносимая, дикая и зверская, сумасшедшая и неистовая, острая и пронизывающая, рвущая и режущая, гнетущая и горькая — невозможно всего описать словами, что я переживала в эти, казалось, нескончаемые минуты. Хотелось выть, но из горла не вырвалось ни звука, хотелось разреветься, но слез не было — только боль.
Но когда она все же отступила, то я почувствовала такое облегчение и легкость во всем теле, что захотелось разреветься от счастья: какое-то особенное, подлинное, безмятежное и ласкающее, опустошающее, но такое сладкое, что хотелось испытывать его снова, снова и снова, словно оно наделено детской наивностью и чистотой. Счастье. Сколь же безграничным оно сейчас казалось.
Я не сразу вернулась в реальность — сложно прийти в себя после опустошающей боли, испытав после нее абсолютную гармонию с телом, поэтому не сразу заметила те изменения, что произошли с телом: волосы стали длиннее и теперь опускались ниже плеч, но цвет остался тот же — абсолютно белый; глаза почти не изменились, если только не считать того, что их цвет стал более насыщеннее; лицо слегка заострилось, придав ему хищное выражение; голову же увенчали небольшие рожки, загнутые назад, и отливали перламутром, блестя в свете витражей, а вот крылья… Некогда кожистые с иссиня-черными жилками, точно паутинки, теперь стали невероятно белоснежными, такими, что слепили глаза своей чистотой, но не это было удивительным… Они словно состояли из множества тончайших и хрупких снежинок, что сплелись между собой в замысловатый узор, соединенные ветром, и трепетали от каждого движения. Казалось, коснись их, и они рассыплются на мельчайшие осколки. Большие снежные крылья с маленькими крапинками воды, что растеклись по ним, точно алмазные ручейки, делая эти крылья идеальной защитой, а так же идеальным оружием.
