— Может. И тем не менее.
— Ладно. Спрашиваю в последний раз. Ты точно хочешь этого, Ефим Лестер?
Ефим Лестер? Что за идиотское имя! Паскуда просто смеется надо мной!
— Да, Кролик. Хочу, — сказал я, сдержав вспышку гнева.
— Пусть будет по твоему желанию.
Кролик допрыгал до оазиса. Рядом с водой он надел на свои металлические лапки смешные маленькие резиновые перчатки и достал со дна пакет в плотном резиновом мешке.
— Что это такое?
— Твой фронтовой дневник, Ефим Лестер. Там есть вся информация, которая тебе нужна. Обер-сержант пятой роты второго батальона второй армии фон Лакшица, юго-восточный фронт, командир разведгруппы, стрелковая пехота. Ты доволен, наконец? Отстанешь от меня теперь?
— Нет. Расскажи, почему я потерял память. Это же была не контузия?
Кролик вздохнул, снял с лапок резиновые перчатки и почесал за ухом.
— Ты продал координаты расположения второй армии генерала фон Лакшица пустынному полковнику артиллерии Мавлюту, который предложил тебе очень хорошие деньги за эту информацию. У тебя была больная мать в столице Государства. Ты не знал, как в армии достать денег иначе. И ты всегда мечтал разбогатеть. Зачем? Просто так, чтобы все кланялись, и чтобы кататься на дорогом автомобиле, и есть с серебра морской гребешок под соком лайма. Кстати, когда ты решил обречь на смерть шесть тысяч своих сослуживцев, каким из мотивов ты руководствовался? Ты больше хотел помочь матери или изумрудный «Руссобекер»? — спросил Кролик.
Я молчал. Дневник, который отдал мне Кролик, выпал из рук и его тут же занесло песком. Пространство оазиса сжалось еще сильнее. Теперь оно сохранилось едва ли на метр вокруг ивы, Кролика и водоема. Я, выходит, уже стоял на песке.
— Кстати, знаешь, как Мавлюта наградили за ту ночную атаку?
— Как? — спросил я безучастно.
— Ему отрубили голову.
— Почему? Он же спас корпус Мегара-паши.
— Потому что, во-первых, обстрел и выдача взятки не были санкционированы пашой. Во-вторых, сам паша посчитал эту атаку слишком подлой. Он порядочный человек, в общем, Мегар-паша, и чтит древние законы войны. Они тут странные, в пустыне, но они есть. Люди вообще в целом порядочные, хорошие, и милосердие иногда проникает в их сердца. Жалко, Мавлют не подумал об этом, когда обратился ко мне за помощью. Это я вывел его на тебя.
Я сел на песок и стал просеивать его между пальцев. Песок был раскаленным, пальцы жгло, но я упрямо просеивал горсть за горстью, пытаясь сосчитать песчинки. Сколько их там? Есть шесть тысяч в одной пригоршне?
