— Сержант, — поправил Виктор.
— Да, сержант, — продолжила Элен. — Я даже хочу набросать его портрет, пока еще помнится его лицо. Упрямый и честный, на таких только и держится мир.
— Никакой он мне не знакомый, — процедил мрачно Виктор. — Так, старый дурак, решивший поспорить в дороге.
Он еще немного помолчал, глядя вдаль, а потом вновь заговорил.
— Мне иногда снится один и тот же сон. Будто спустя много лет я просыпаюсь в жуткую рань, когда солнце еще не взошло, в промозглый осенний день. Медленно собираюсь и выхожу на улицу какого-то крохотного провинциального городка, где-то в Бретани или Нормандии. И незачем мне вставать в такую рань, и незачем плестись куда-то, но я иду на набережную и смотрю, как серые волны бьются о серый камень, сливаясь на горизонте с серыми предгрозовыми тучами. И чувствую, что прожил жизнь зря, что свернул где-то не туда и что я никому здесь не нужен, и теперь каждый в этом мире меня ненавидит.
— И все?
— Дальше сон обрывается. Каждый раз. Главное, я не могу взять в толк, к чему он мне все время снится.
— Может, это просто другой мир, — сказала Элен. — Я иногда думаю, что где-то есть другие миры, где люди не летают на дирижаблях или, наоборот, путешествуют под землей, или там люди победили немцев и мир воцарился везде.
— Сомневаюсь, что во вселенной найдется столько места для всех этих миров.
В иллюминаторе показались купол Сакре-Кер и крыши Монмартра. В небе над городом виднелись два или три дирижабля, один из которых отчаливал от парижской аэромачты.
— Подлетаем, — сказал Виктор. — Мне нужно вернуться в каюту, забрать кое-какие бумаги.
— Тогда прощайте, — сказала Элен.
— Прощайте.
И действительно, сорок минут спустя, спускаясь вниз в лифте, ни на площадке, ни у подножия аэромачты Элен его не увидела. Зато вновь столкнулась с сержантом. Тот страшно обрадовался, увидев ее, так как страстно хотел что-то ей сообщить.
— Я вспомнил, вспомнил. Я сказал ему, что где-то его видел, но никак не мог вспомнить, где. Я действительно видел его фото в газете. Это был пятнадцатый год, август пятнадцатого года, нам на Западном фронте была просто необходима поддержка с воздуха, на нас с двух сторон наседали немцы с тяжелой артиллерией и авиацией. И вот в самый нужный момент на каком-то аэродроме начался пожар, взорвались все баки с топливом. Сгорела казарма, погибло человек двадцать, а спасся оттуда вот этот малый. И главное, на него пало подозрение — говорили, что он и был поджигателем, диверсантом, только доказательств никаких не было, и трибунал его оправдал. А нам пришлось сдать позиции немцам. Весь наш батальон тогда его проклинал. И зачем я с ним разговаривал?! Каждый раз, как выпью, пусть даже немного, хоть пару бокалов шампанского, тянет на разговор. И кой черт дернул меня откровенничать именно с ним…
