Разговор над землей. Франция, 1937 год - Павел Бычков

Виктор смотрел, как внизу в милях под ним проплывают зеленые кляксы полей, скученные, как ворох листьев, деревеньки и тянущиеся иголками вверх рощи и перелески. Внизу, за стеклом, была полнейшая тишина, в то время как на палубе ревел и бушевал новомодный заокеанский свинг. Туба натужно гудела зычным голосом, сливаясь с контрабасом и фортепиано, а после барабанного соло их гул перекрывали то тромбон, то саксофон, то и дело терявшийся в шуме других инструментов. «Ревущие двадцатые» — так ведь окрестили недавно мыслители ушедшее десятилетие? Ближе к концу они обернулись, скорее, хрипящими двадцатыми.

Виктору иногда казалось, что он слышит этот хрип во всем: в шуме парижского трамвая посреди ночи, в криках марсельских чаек и в вопле этого новомодного джаза. Ход мыслей Виктора был прерван старческим кашлем. «Не разрешите ли к вам подсесть?» — решительно спросил подтянутый сухопарый пожилой мужчина. Судя по внешнему виду, он был из породы тех, кто обычно служит проверяющим в каких-либо бюрократических муравейниках. Не окликни он Виктора, тот принял бы его поседевшие волосы, трубку, выступающую из-под куцых усов, и портфель за атрибуты стюарда-контролера. Впрочем, трубка его была пуста: курить на верхней палубе было строго запрещено.

— Конечно, присаживайтесь, — ответил Виктор.

— Простите меня за мою настойчивость… Мне показалось, что ваше лицо мне знакомо.

— Мне тоже, — ответил Виктор. — Вы, случаем, не инспектор марсельской судостроительной компании?

— Вовсе нет, в Марселе я был всего лишь проездом. Может быть, мы встречались на фронте?

— Это вряд ли. Я служил в авиации, и всех своих сослуживцев знаю довольно близко.

— Тогда, возможно, я видел вас в газете, — улыбаясь, ответил его новый знакомый. — Летчиков любят газеты.

Виктор только улыбнулся в ответ.

— А я с самой юности моей — на войне. — После этих слов старый солдат вынул трубку изо рта и оглядел зал, как будто все в нем желали ему смерти. — Терпеть не могу то высокомерие, с которым эти гражданские смотрят на нас. Как будто это наша вина, что немцы победили в Великую войну.

Виктор подумал, что они так и не представились друг другу, и решил сделать это первым.

— Виктор Буше, — сказал он, привстав и протягивая руку через стол.

— Сержант Бернар Шарден. Я расскажу немного о себе, прервете старика, если совсем наскучу. Как я уже сказал, будучи еще очень юным, я решил стать военным: в двадцать три года я на　 последние деньги отправился в Южную Африку. Я бросался на пули, но они отлетали от меня прочь. А потом я как-то свыкся со всем, что меня окружало. Я прошел всю войну, а воевать в пехоте на Западном фронте — это вам не бомбы кидать с борта самолета. Какого только дерьма мы там не хлебнули, и все впустую. Мой отец проливал кровь, чтобы отдать немцам Эльзас и Лотарингию, я прошел семь кругов ада, чтобы продать им свою душу. Это все неуемный германский милитаризм — они ведь не остановятся на этой победе, а будут пытаться завоевать весь мир. Граница в считаных милях от Парижа, и никакие линии обороны нам не помогут. При желании немецкие солдаты будут стрелять по жителям Дранси или Монтрея.