— Подожди, а какой диагноз стоит у него в карте?
— Теперь там написано просто «энцефалопатия», — сказал папа. — Мне объяснили, что это общее название для болезней головного мозга, как насморк — общее название для болезней носа.
Слушая отца, я подумала, что он стал старым, ворчливым.
— Зря ему делали биопсию, — вздохнула мама.
— Они не виноваты, что приняли рубцы за метастазы, — возразил папа.
* * *
Однажды утром брат сказал, что не пойдет в школу, точнее, не пойдет в школу никогда. Мы завтракали. Наши собранные портфели стояли на веранде.
— Как? — спросила мама.
— Никогда, — повторил Саня. — Ни сегодня, ни завтра, ни через месяц.
Его лицо было бледным и взрослым. За столом повисла мертвая тишина. Тикали часы. Папа уже доел. Он теперь работал на мясокомбинате, обслуживал холодильные установки. Он уходил чуть раньше нас, но слова сына заставили его замереть.
— Все ходят в школу, — сообщила мама.
— Я просто никуда не пойду, — ответил Саня.
Мама начала кричать.
— Она права, — вставил отец в какой-то из пауз.
— У тебя не будет компьютера, книг, друзей, и ты ничего не получишь на день рождения! — снова закричала мама.
И вдруг осеклась. Тишина звенела. В темноте за окнами шел снег.
— У меня и так ничего этого нет, — тихо ответил Саня. — Я не могу читать и играть. Меня все ненавидят. Я буду просто лежать и ждать.
— Ждать чего? — спросил папа.
— Когда пройдет болезнь, — прошептал брат.
Помню, что я заплакала, а потом меня стошнило, как от страха во время его первого приступа.
Тем утром мы оба не пошли в школу.
* * *
Так сложилось, что лично с Валттери Лайне мы встретились в тот самый день, когда брат в первый раз ослеп. Директриса согласилась с тем, что Саня может быть аттестован заочно. А он согласился с тем, что может учиться, сидя дома. Я думаю, он пошел на уступки из сострадания. Люди учатся затем, чтобы потом жить. Если Саня не учился, мама начинала кричать и плакать. Для нее его уроки были частью маски, которой она закрывала лицо пустоты.
Двадцать второго ноября брат должен был сдать математику и английский язык. По безмолвному соглашению он больше не оставался один, поэтому с ним пошла я.
Было холодно, ясно и безветренно. Мы шли в направлении станции. Снег скрипел под ногами. Сосны гордыми вершинами подпирали небо. От мороза слезились глаза. Мы поравнялись с футбольным полем.
— Помнишь арбузы? — спросил Саня.
— Да, — подтвердила я и поразилась тому, какими мы были счастливыми всего три месяца назад. Мир вокруг нас был непрочным, но мы могли улыбаться друг другу, не думая о болезни и смерти.
