— Ну как?
— Ничего, — ответила я. — Хороший класс.
Саня кивнул.
— А у тебя? — спросила я. — Ты в порядке?
— Я не помню, — сказал Саня.
— Не помнишь что? — не поняла я.
Лицо брата дернулось.
— Я не помню, как зовут людей, с которыми я сегодня знакомился, — признался он. — Был один мальчик… Коля или Костя…
Глаза у Сани стали испуганными.
— Как я смогу подружиться с кем-то, если не запоминаю имена? — спросил он.
— А как классрука зовут? — поинтересовалась я.
— Я записал, — ответил брат. Он импульсивно встал. — Пошли отсюда. Я хочу домой.
— Это не страшно, Саня, — я положила руку ему на плечо, пытаясь успокоить. — Ты их выучишь.
Он не ответил. Мы вышли во двор школы, и я снова увидела, какими неуверенными стали шаги брата. Его плечи дрожали. Он чувствовал, что лед треснул. Под нами плыла снежная мгла. Уже не было ничего прочного вокруг. Горе стояло на пороге нашего дома.
Четвертого сентября маму вызвали к директору. Потому что я разбила нос однокласснице. Я била не в нос. Я просто дала ей пощечину, когда она сказала, что мой брат имбецил, не делает уроки и путает других людей. Звук от удара вышел влажный, хлюпающий.
В начале второй недели сентября отец дважды возил Саню в Майский на дополнительное обследование. Теперь на блюдечке с лекарствами рядом с белой пилюлей лежали две продолговатые коричневые капсулы. Это был «эссенциале форте Н». Он предназначался, чтобы спасти печень брата от депакина.
Однажды ночью я спустилась из нашей комнаты в туалет и услышала тихий разговор.
— Это лекарство от эпилепсии хуже, чем болезнь, — сказал отец. — Он меня переспрашивает, о чем мы говорили пять минут назад.
— Оно лечит, — возразила мама.
— Калечит, — добавил папа. — У него через полгода будет печень как у алкоголика.
— Не будет, — не согласилась мама. — Для этого есть форте. А если он не справится с учебой, наймем ему репетитора.
— А если…
Я хлопнула дверью туалета, и они замолчали.
* * *
Ситуация изменилась в первые дни октября, когда брат на большой перемене упал в школьной столовой. Там были длинные столы с двумя лавочками по сторонам от каждого. У Сани свело бедро. Он застонал, попытался удержаться за край столешницы, но распрямившиеся ноги заставили его свалиться в центральный проход, на грязный вонючий пол, где хлорка вечно смешивается с раздавленными объедками и пролитым компотом.
Воспоминания о том дне выглядят сейчас как яркие, тошнотворно отчетливые отрывки. Они вспыхивают в голове один за другим, но я не помню многих деталей.
