Ник повел себя очень грамотно. В одно мгновение вывел сюжет в утешительное братское русло. Или он для него таковым и был? Назвал Лену Анечкой, как местную уборщицу, — знал?! — и пробасил, что «непременно поможет».
— Девушку из квартиры выгнали! Вот сволочи… — перешел он в наступление, сыграв перед Девяткиной этакого Робин Гуда, пришедшего наказать проклятых буржуинов, промышляющих арендой недвижимости. И Девяткина как будто поверила. Но если она поверила, тогда почему Нора узнала о запретном романе?! Нора была единственной из сотрудников «Грина», с кем Девяткина держалась сдержанно и уважительно. Что ни говори, рыбак рыбака… Две фурии! Леночка, несмотря на то что хаживала к Норе в хранилище за рюмочкой утешения, толком не делилась с ней сокровенным. Нора, кстати, и не допытывалась сильно. Она строила предположения, Ленца неопределенно кивала — и это обеих устраивало. В принципе нетрудно догадаться, отчего рыдает девушка. «Поссорились?» — спрашивала Нора. «Расстались», — отвечала Леночка. Так она миновала подробностей о демоническом романе с Родионом. Но вот про Николая Нестерова Мегера Грантовна пронюхала.
— Вы что-то путаете! — попыталась с достоинством выпутаться отрицанием Ленца.
— Тише, детка, тише, — с иезуитской лаской прошипела Нора, доставая заветную бутыль. — Я никому не скажу. Кто без греха… Главное — вовремя прекратить.
— Вовремя — это пока никто не узнал, — усмехнулась Лена, презрев конспирацию.
— Вовремя — это пока не узнала жена, — поправила Нора. — Побереги Танюшу.
И Мегера Грантовна углубилась в истории из своей молодости, а Ленца хмелела, потому что на сей раз выпила больше своей обычной гомеопатической дозы. И не могла понять, какую же игру затеяла с ней эта опасная женщина. Опасная, как та самая грубая лесть, которую так яростно отвергал Ник. Ведь он прервал их отношения, когда Лена сковырнула тему его литературного таланта. Она была уверена, что талант нуждается в признании. Но признание было истолковано как женские маневры. Как и неловкие слова любви… Что за тип!
Лена выдержала эти окаянные дни черного телефона. Он молчал, проклятый, но выкарабкиваться из слезного желе тоски Ленце помогала странная уверенность в собственной правоте. Она любит, и она отступила. Это когда-нибудь зачтется. Ник — не похотливый бабник. Он уязвим. Такие мужчины страдают глубже женщин. Ведь страдал же Заболоцкий у своего черного телефона. Поэт и прозаик накрепко связались в Леночкином сознании. И поэт был, как ни странно, более понятен. Он бы ее не бросил из-за грубой лести. Он бы ее простил, он тоже пережил запретную любовь, — все знают, кому посвящен цикл стихов с «Черным телефоном». Не жене, другой женщине. Елена Царева — тоже
