Таня почувствовала, как напряглось Давидово любопытство, и поняла, что обязана договорить.
— Из-за Штопина уволилась одна сотрудница. Очень нервная и ранимая. Оказалось, что она была больна. Вскоре после увольнения эта женщина умерла. Это был конец 1990-х. Все, что она любила и чему служила, вдруг стало ненужным. Она тяжело переживала этот слом…
— Странно, что после этого Штопина еще сюда пускают! Не понимаю, как такое допустимо — совсем некому за женщину отомстить. Нет мужа — есть братья. Есть отец… да я бы эту мразь растоптал…
Таня жалела, что заикнулась на такую тему. Могла бы предположить, что восточные крови закипят. А если бы она выложила всю правду? Правду о том, что в случае с Маликой — так ее звали, и она была с Давидом одной крови, знал бы он… Так вот у нее как раз был муж. И он… хотел отомстить. Но с некоторых пор пропал без вести. Как в воду канул. Дети объявили о розыске. Но воз и ныне там.
Но Таня вовремя остановилась… этим Давида будоражить явно не стоило.
— Тогда скажите мне, зачем этот Штопин, ненавидящий книги, участвует в их создании? Он — идеолог сборника, который мы нынче отмечаем…
— Если под идеологией ты понимаешь регулирование финансовых потоков, то да. Штопин благодаря своим связям нашел средства на издание и наверняка солидный кусок откусил себе. Простой расчет. А идею он выудил из сонма таких же прекрасных некоммерческих проектов, большая часть из которых никогда не будет рождена… Со скандинавами сработало, потому что то ли в посольстве, то ли в обществе дружбы с Норвегией… или со Швецией нашлась дружественная волосатая лапка. При особом умении можно и самую что ни на есть бессребреническую затею обратить себе на пользу. Деталей я не знаю — Бэлла больше в курсе.
С Давидом было приятно поболтать. Уборка обернулась приятным продолжением вечера. Такое бывает… За временем Таня не следила. Ее, как и Лену, не особенно тянуло сегодня домой. Ведь там — та жизнь, что одна неприятность над другой.
— Это афоризм Эдны Милли, кстати, — заметил Давид, едва пряча мальчишескую гордость за свою осведомленность.
— О, спасибо. А я ее совсем не знаю. Американка — вот и все.
— В Америке она знаменитость. Я писал о ней курсовую. Она искренняя. Ее книги сжигали в «451 градус по Фаренгейту».
— Вон оно что — ты тоже из нашего литературного гнезда!
— Отчасти. Но мне больше нравится исследовать биографии тех, кого мне нравится читать. Я хочу описать в полной мере их диагноз. — Давид смущенно улыбнулся.
