Давида явно передергивало от «Додика», и Таня решила разыскать его сама. Он прибирался в зале и на сцене, заботливо осматривая рояль и пытаясь его закрыть. Ключ, как всегда, заедал…
— Таня, смотрите, что я нашел! Кто-то забыл свои стихи.
— Тоже мне находка. Стихов у нас тут — как грязи! Только не говори, что ты тоже поэт. Этого добра мы уже накушались, нам нужны крепкие молодцы…
— А вы послушайте:
Ты плачешь от того, что потеряла любовь?
Но найти ее — нет ничего проще…
Она бродит рядом, по горбатым переулкам и
дворам, где давно отцвел жасмин.
Любовь — больная прокаженная девочка.
Нет ничего проще, чем провалиться в ее
пропасть, рассыпаться на атомы в
мучительной вспышке, разорваться в клочья.
Так не плачь же… все поправимо этой вечной весной.
Интересно, кто автор, да?
Таня смотрела на детскую радость Давида и думала: «Хотела бы я так же непосредственно реагировать на волнующее художественное слово. Я-то начинаю по-стариковски представлять образ неприкаянного пьющего поэта, не умеющего писать в рифму, с плохим запахом изо рта, которому не светят премии и лавры. Потому что время сейчас такое — бесславия и тотального обветшания талантов».
— Давид, я обещаю тебе найти автора. А ты подежуришь как-нибудь за меня, ладно? И давай уже на «ты», а то я чувствую себя королевой-матерью.
Потом они болтали и сплетничали о сегодняшней презентации и о том, будет ли продаваться этот сборник и что для этого предпринимает Штопин.
— Кстати, почему вы все его так не любите? То есть я хочу сказать, в нашем коллективе его не жалуют… — поинтересовался Давид.
— Потому что он мерзкий. Приходит, говорит всем гадости — причем ведь знает, кому что больнее. Впрочем, в последнее время он прикусил язык, но вовсе не потому, что облагородился. Может, затишье перед бурей. Или теперь кишка тонка поливать грязью клуб «Грин», теперь выгоднее с нами дружить. А раньше, когда он был всего лишь библиотекой… о, сколько дерьма он выливал на здешних сотрудников. Беззащитные библиотекарши, большей частью пенсионного возраста. Или молодняк, но без мужей — так, чтобы некому было заступиться.
— А чего он прикопался? Что ему было нужно?!
— Он одержим ненавистью к бумажным книгам. И считает, что библиотеки больше не нужны. Да здравствуют электронные носители! Еще он не любит Александра Грина как проповедника ядовитого романтизма. Вообще у Штопина много патологий. Лично мне даже говорить о них утомительно. Слишком много неприятного с ним связано. Знаешь, он косвенно виновен в том… хотя это темная история, и она случилась еще до того, как я сюда пришла…
