одит в залу и кричит.) Акулина!
Акулина появляется в зале. Арина Ивановна что-то ей говорит. Зал освещается.
Ванюшин. Слезы... много слез... (Видит в руке письмо.) От Алеши... (Подносит письмо близко к глазам.) Не видно... Он после всех узнает...
Арина Ивановна. Уж я и не знаю -- в зале люстру зажигать или нет?
Ванюшин. А?
Арина Ивановна. Люстру, говорю, в зале зажигать или нет? Как посоветуешь?
Ванюшин. Люстру? Какую люстру?
Арина Ивановна. В зале. Сам, чай, вчера крючок ввертывал... что уж ты какой забывчивый стал?
Ванюшин. Надо зажигать, зажигать надо...
Арина Ивановна. Акулина, Александр Егорович говорит, надо зажигать.
Акулина. Мне все равно, только я слышала, Константин Александрович говорил Авдотье, что не надо...
Арина Ивановна. Нет, лучше зажечь... торжественнее... Зажги.
Акулина. Как прикажете. (Уходит в зал и зажигает люстру.)
Арина Ивановна. Уж больно у меня на сердце неспокойно, Александр Егорович. И чего затевает -- сами не знаем! Худая, желтая она ведь, а понравилась... Просто, как это Алешенька говорил, белены парень объелся.
Ванюшин. Пусть... все равно.
Арина Ивановна. А грех-то какой на душе у него остается. Подумать страшно! Вот говорят, можно было бы выхлопотать в Петербурге, чтоб ему жениться на Леночке... уж лучше на ней, -- денег-то все равно не берет.
Ванюшин. Не надо... ничего теперь не надо... Все кончено... Полны ведра слез... Унеси-ка! Пусть несут... Тяжелы эти ведра.
Арина Ивановна. Какие еще там ведра? Поди ляг лучше... И не выйдешь к ним -- ничего, скажем -- болен.
Ванюшин. Нельзя этого.
Входит Аня с распущенными волосами, в голубом платье, на шее голубая ленточка.
Аня. Мы с Катей уже оделись. Катя хотела надеть серое платье, а я настояла, чтобы голубое. Ведь это лучше, мамаша?
Арина Ивановна. Лучше. Покажись-ка отцу.
Аня подходит.
Ванюшин. Нарядилась? (Ласково и любовно гладит Аню по голове.)
Аня. Что это у вас в руке? Письмо Алеши?
Ванюшин. Да, его.
Аня. Читали?
Ванюшин. Нет еще.
Аня. Хотите, я вам прочту?
Ванюшин. Читай,
Аня (читает). "Дорогой папаша и милая мамаша! Деньги от вас я получил и бесконечно благодарен вам за них. Я ждал меньше... высылайте не так много, с меня достаточно и сорока рублей в месяц. О своей жизни ничего не могу сказать вам нового -- все то же, что писал вам в предыдущем письме. Доволен и счастлив, как только может быть счастлив человек. Мои сожители по квартире оказались превосходными людьми: студент бесплатно помогает мне заниматься, а с академиком мы в неделю стали самыми близкими друзьями. Каждый день бегаем в Эрмитаж -- так здесь называется картинная галерея -- и целые часы проводим у любимых картин. Я кое-что начинаю понимать в живописи, в которой раньше ничего не смыслил. Летом мы все трое думаем жить в деревне под Петербургом и заниматься, заниматься с утра до вечера. Свобода -- это первое необходимое условие..."
