Двое мужиков у костра метрах в десяти от нас с аппетитом закусывают — сало, хлеб. Я узнаю бородача, на которого наткнулся в лесу. Его товарищ у костра страшно на него похож.
— Федор и Егор, — представляет их Ула. — Дураки, они даже навигатор сломали!
Она их терпеть не может. Да, они из партизанского отряда, который приставило к ее экспедиции Министерство туризма.
— Мы должны были закончить свой путь в Хатыни, — объясняет Ула. — Доставить туда образцы. Но эти мерзавцы говорят, что увидели пожар, и не хотят двигаться дальше. Поэтому мы остановились здесь.
Другие прикрепленные к Министерству туризма, как называют этих партизан, давно сбежали. Стащили, что могли, а остальное разломали.
Ула думает, что они стали отлынивать от работы, как только прояснилась политическая обстановка. Похоже, оппозицию порядком прижали.
Я рассказываю ей о себе. После моих блужданий в чистом поле мне так уютно тут, в спальном мешке, да к тому же еще в палатке! Описываю, как я был иностранным экспертом, как вообще оказался в этой стране. Сообщаю и о пожаре в музее — кое-что…
— Ула, партизаны не ошибались! Хатыни больше нет!
Однако об Алексе и Марушке я умалчиваю.
— Да-да, — кивает Ула, утыкая подбородок в тряпку, которая служит ей вместо подушки. — «Мастерская дьявола», я тоже здесь из-за нее.
Она показывает, где у нее образцы. Те, которые не потерялись по дороге, не утонули в снегу. С самого-то начала их было в два — нет, наверняка даже в три раза больше!
Ну да, она же исследователь, к тому же занимающаяся полевой работой.
Она самая лучшая!
Поэтому в Берлине выбрали именно ее.
Но теперь всему конец.
Я поворачиваюсь и, жмурясь, всматриваюсь в полумрак палатки. Туда, куда она показывает. Ящики, ящички. Но не такие, как у Кагана, допотопные, деревянные, ободранные. Это элегантные пластмассовые коробки. С двойной защитной крышкой. Синие, красные, желтые, аж в глазах рябит. Классные ящики, ничего не скажешь.
— Это ты с собой привезла?
— Угу.
Все ящики и полиэтиленовые пакеты, в которых ясно видны кости и полуистлевшие куски ткани, сложены в задней части палатки за нашими спинами, где образуют подобие стены. От ветра.
А спальных мешков и одеял я могу взять сколько угодно!
Их оставили тут коллеги Улы.
Мы закутываемся и ждем, пока закипит вода для чая.
И разговариваем на смеси языков.
Кажется, я уснул первым.
Открываю глаза и что-то чувствую, но не вижу. Ула держит меня за руку. Мы в тепле. Слышу, как фыркнула лошадь. Я не посмотрел, как она там, ничего, утром проверю, обещаю я сам себе. Среди звуков ночи мне чудится позвякивание — наверное, лошадка задела ветку или ударила копытом о камень.
