Я жду полнолуния, когда лик луны округлится, как у Марушки.
В яме под откосом мне было хорошо, руки у меня заживали. Иногда в этой яме ночевал и Каминек.
Бездомные приносили новости. Да, тебя ищут, кхе-кхе-кхе, злорадствовали они: им нравилось, что я был им обязан.
А Лебо?
— Сбежал со своей шведской кошкой, не зря же он ее трахал, — говорит кто-то в яме. — Ох уж этот старый Лебо! Валяются теперь где-то на Карибах, ха-ха! Лебо никто не достанет.
— Врешь, падла, Лебо первым по башке огрели! Я видел его в скорой, — спорит другой. — Весь в кровище и забинтованный!
— Да кто бы ее не трахал, мужики? Шведку, кошку? А денежки-то старик Лебо забрал, пока их не захапало государство. Молодец!
— Нет, он остался там, — возразил еще кто-то. — В «Комениуме». И сгорел. Его первым положили. Он дрался, но получил по черепу и свалился. В комнате с нарами. Когда за ним вернулись, он уже обуглился!
— А Рольф? Где Рольф? — спрашиваю я.
Про Рольфа они ничего не знали. Он их не интересовал.
Однако же лазутчики доложили, что за многими студентами «Комениума» приехали родители из всех ближних и дальних уголков цивилизованного мира. А остальные закинули на спины рюкзаки, помахали городу кредитками и паспортами и отправились восвояси.
Какое-то время ты можешь жить у нас, позволил Кус.
Но что же Лебо?
Обшарить руины «Комениума» и выяснить судьбу Лебо, а если придется, то и похоронить то, что от него осталось, — вот что я хотел сделать в эти дни, но никак не мог: там было полицейское заграждение, а рядом с ним — патруль.
Шастать по руинам не дозволялось никому. О дегенератах, которые стырят что угодно, знали все — и в Терезине, и в окрестностях.
Луна все прибавлялась, за этим я следил каждую ночь.
Что с Лебо? И что будет со мной? От этих вопросов я все сильнее расстраивался, укрепляясь в уверенности, что мне отсюда надо сматываться.
Однажды, когда бездомные вокруг тусклого костерка опять пререкались и препирались из-за своего жуткого пойла, я вылез из ложбины, осторожно прокрался козьей тропой и увидел, что там, где раньше высились постройки, стоят машины, катки, что бульдозеры сравнивают с землей развалины, сгребают фундаменты домов в ямы, ломают стены и перегородки, так что на месте центральной площади уже образовался пустырь, усыпанный обломками; а там, где находился «Комениум», не было вообще ничего, одни машины в темноте.
Я поспешил назад.
Стоя над ложбиной, я дышал во все легкие. Взглянул на небо — да, луна уже почти полная.
