Впрочем, технический работник в тюрьме Панкрац и не мог быть никем иным.
Однажды эти вот игрушки, тыкал пан Мара пальцем в поблескивающий компьютер, из которого отовсюду торчали, извиваясь, провода и проводочки, соединят людей во всем мире, и я буду в этом участвовать! А ты чем собираешься заняться, когда кончится срок?
На это я, кажется, пожал плечами.
Вот о чем расспрашивал меня пан Мара незадолго до отмены смертной казни в Чехословацкой Республике.
Ибо смертную казнь по решению высших инстанций в конце концов отменили. К счастью. Ведь если бы она осталась, меня бы, наверное, никогда не выпустили.
А так в один прекрасный день истек и мой укороченный срок.
И я вышел на волю.
Для начала я осмотрелся, где тут пивные.
О пивных на Панкраце мечтали многие заключенные — именно там их после освобождения ждали отцы, матери, друзья, подруги, двоюродные братья, дети, жены, а иной раз и теплые объятия покрытых татуировками подельников.
Меня ждал Лебо, и на нем никаких татуировок отродясь не было.
Так что, выйдя на волю, я двинулся к ближайшей пивной, поскольку совершенно не представлял, куда мне идти и что делать, ведь у меня не было ни семьи, ни подруги.
Всему этому суждено было измениться.
Перед пивной стоял Лебо. Он знал, когда меня выпустят, а ждать у ворот тюрьмы ему не хотелось, как он мне объяснил.
Он выглядел точно таким же, каким я его помнил. Старый человек в черном костюме. Хотя он был не такой уж и старый, раз тетушки называли его «парень».
Он был там и ждал меня. Лебо, великан с жилистой шеей и голым черепом.
В пивную мы не пошли. На это не было ни минуты времени. Мы отправились домой.
Фыркающую «шкоду» вел пан Гамачек. Постаревший, как и я сам. Тетушки прислали мне с ним молоко, бутерброды с салом и вареные яйца от терезинских кур.
Лебо называли дядюшкой все мы, мелюзга, школьники, все, кто был родом из военного гарнизона города Терезина.
Он присматривал за нами, когда мы лазили по терезинским каналам и конюшням, где штукатурка времен Марии Терезии и Иосифа II давным-давно осыпалась со сводчатых потолков от беспокойного ржания боевых жеребцов.
Наши отцы и матери были военными, на нас у них не хватало времени, они обеспечивали бесперебойный ритм жизни города-крепости, и это было хорошо.
Моя мать не служила, но, когда я подрос, мне лучше было держаться Лебо.
И сейчас я снова вернулся к нему.
3.
Лебо подбадривал нас, когда мы наматывали километры запретных коридоров под Терезином, и ни разу никого не выдал, когда в подземном лабиринте мы наступали на старые щиты с надписями «Осторожно, тиф!», «Не входить!» либо
