— Боятся ночи, как черт ладана, — сказал сержант, присаживаясь у пулемета.
— Не привыкли, — усмехнулся Калита, — ночью можно заблудиться…
— Это тактика, — заметил Петя Синицын, прозванный военным теоретиком, — методичному наступлению еще в восемнадцатом веке учил…
Калита махнул рукой.
— Барская тактика… тактика трусости.
Отблески зарева тускло играли на стене и мучили глаза. Кислый запах пороха нагонял дремоту. После долгого напряжения чувствовалась усталость.
— Ну что ж, отдыхать так отдыхать, — сказал сержант. — Товарищ Сибирко, вызывайте!
Полудремавший у телефонного аппарата Сибирко поднял голову и сразу заговорил монотонным, усталым голосом:
— Казань… Казань… я — Ростов… я — Ростов… Казань… черт, куда она запропастилась?.. Казань, я — Ростов…
Сибирко вопросительно взглянул на сержанта.
— Вызывайте! — подтвердил приказание Усов.
— Казань… я — Ростов… Куда, куда ты удалилась? Весны моей…
— Сибирко, перестаньте, вызывайте по форме!
Сержант чувствовал: что-то случилось! Он был обеспокоен, но не показывал своей тревоги.
— Казань… я — Ростов, — надрывался Сибирко. — Отвечай, Казань… Отвечаете?! Ну вот, правильно. Спать нельзя, нехорошо. Что? Мы сами спим? Да, под такую музыку, пожалуй, уснешь. Почему музыку к черту? Конечно, разница между «Риголетто» и пушечной пальбой…
— Вызовите к телефону семьдесят три! — перебил телефониста сержант.
— К телефону семьдесят три! У телефона? Товарищ сержант, семьдесят три у телефона!
Усов взял трубку, а Сибирко встал, потянулся и зевнул.
— Говорит комендант дота Усов, — рапортовал сержант. — Никаких изменений не произошло. Разрушений нет. Состояние всего гарнизона отличное. Все в порядке! Противник пытался подрывать мины, но не был допущен…
Сержант замолчал, наклонился над аппаратом, прикрывая рукой микрофон. Он слушал долго и сосредоточенно. От бойцов не ускользнуло взволнованное выражение, на секунду появившееся на его лице. Он слушал и отвечал на вопросы.
— Боеприпасов хватит надолго… Продовольствия недостаточно. Сегодня ночью нам должны были подвезти… Есть экономить! Да-да… слушаю… понятно! Есть держаться! Сообщить гарнизону? Есть сообщить!..
Сержант положил трубку и повернулся к бойцам. Он стоял, сжав губы, выпрямившийся, серьезный, чуть побледневший. Пробившиеся редкие щетинки поблескивали на подбородке; они старили сержанта, совсем еще молодого человека. Он приподнял каску и сказал:
— Разбудите Анисимова и Горяева!
Было тихо в этом маленьком полуподземном помещении. Голос коменданта звучал глухо, необыкновенно. Все понимали: что-то случилось.
