Начав читать книгу о гражданском праве, забытую кем-то в комнате переводчиков ООН, Бак не мог остановиться, пока не дочитал до конца. Открытие произвело ошеломляющий эффект. Концепция права поражала симметрией, отточенной завершенностью, впечатляла величественной логикой. И вызывала благоговение непоколебимой ясностью положений. Право воспринималось как новый сложный иностранный язык со своим особенным словарем, собственной грамматикой и синтаксисом. Баку этот язык показался неотразимым.
Сара, женщина, у которой замедленный обмен веществ сочетался с на редкость милым личиком и мягким характером, поощряла Бака в его стремлении изучать право. Проблема была лишь в одном — как одновременно и учиться, и содержать семью. Благодаря контактам в среде коллег-переводчиков, он узнал о вакансии в аппарате Белого дома. По слухам, эта должность почти не отнимала у переводчика времени. Просто требовалось находиться под рукой на тот маловероятный случай, если президенту придется беседовать с каким-нибудь русским, не владеющим английским языком. Последний переводчик, занимавший это место, просидел там пять лет, ни разу прежнего президента в глаза не видел и уволился исключительно от скуки, когда был избран новый президент. Бак подал заявление и на конкурсных испытаниях набрал на четырнадцать очков больше ближайшего соперника.
Бак, Сара, их сын и «порше» перебрались в Вашингтон. Сара начала обживаться и вести хозяйство в Арлингтоне. Бак начал посещать лекции на вечернем отделении Джорджтаунской школы юриспруденции. Дни он проводил за чтением юридической литературы в служебном кабинете, лишь время от времени проглядывая кипу русскоязычных документов, автоматически проходящих через его стол.
Напряженно работая, студент-вечерник мог закончить образование за четыре года, но Бак не торопился. Он обожал изучение правовых дисциплин и работал над ними кропотливо и въедливо, словно ювелир, преисполненный решимости придать редкому камню совершенную огранку. Преподаватели считали его вдумчивым, прилежным студентом, дотошным, педантичным и напрочь лишенным того, что на их языке именовалось «творческим юридическим мышлением».
Однажды Бак спросил профессора, почему тот оценил лишь на «три» контрольную работу, в которой Бак точнейшим образом ответил на длиннейший и каверзный вопрос.
— Не спорю, господин Бак, ваш ответ, пожалуй, заслуживает «пятерки», — ответил профессор, откинувшись в кресле и потирая глаза. — Но мы здесь готовим практикующих юристов, которые должны уметь думать на ходу, в контексте постоянно развивающегося правотворчества. Вы дали безупречный теоретический ответ, прямо как из учебника. Мне самому бы не ответить лучше. Но не хватает чутья, ощущения жизни, лежащих за рамками юридических норм, Не исключено, господин Бак, что вы призваны скорее преподавать юриспруденцию, нежели практиковать ее.
