Сильно забилось сердце юноши, когда, приближаясь к Чжэнь-цзяну, он увидел необозримую гладь Великой реки, на востоке и на западе сливающуюся незаметно с небом; а на юге чуть виднелся противоположный берег, едва оттененный виднеющимися вдали бледно-лиловыми пологими холмами. Прямо перед ним из могучих недр гигантской реки высилась Золотая Гора, похожая больше на искусственное сооружение, чем на остров. На вершине ее по-прежнему сверкали и переливались в лучах яркого солнца прихотливые крыши буддийского монастыря, в котором, как это знал Сюй, уже семнадцать лет безвыходно живет его отец…
Монах — монастырский перевозчик быстро перевез юношу на Золотой Остров. Сюй поднялся на вершину по крутой лестнице с вырубленными в скале ступенями и постучал в обитые медными листами ворота.
Привратник в черной порыжелой рясе, с бритой головой и добрыми, мечтательными глазами, окруженными целой сетью морщин, приотворил немного ворота.
— Здравствуйте, старый наставник, — сказал Сюй. — У меня есть дело в вашем монастыре!
Монах впустил его во двор, где стояла группа монахов в ожидании вечерней службы, и тщательно запер ворота, ведущие в грешный мир.
— Позвольте узнать, господин, какое у вас дело, чтобы я мог доложить настоятелю, — сказал привратник.
— Я хотел бы видеть наставника Ханьвэня.
— Ханьвэня? Я его не знаю; у нас такого монаха нет!
— Я вас уверяю, что Ханьвэнь, Сюй-Ханьвэнь, у вас в монастыре живет уже семнадцать лет>55.
Тогда от группы монахов отделился один и подошел к спорившим. Он был средних лет, высокого ростом, с прекрасными черными глазами. Несмотря на суровый монастырский режим, истощавший его тело, он был еще очень красив.
— Примите благословение великого Фо, юноша! — сказал монах. — Скажите, что вам нужно от того человека, про которого вы спрашиваете?
Сюй хотел ответить монаху, но, посмотрев ему в лицо — был поражен: глаза монаха неестественно расширились, впились в лицо юноши; улыбкой счастья дрогнули уста…
— Сын! — воскликнул монах, протягивая руки к юноше, который, рыдая, упал в ноги Ханьвэню, узнавшему в юноше свой молодой портрет.
Ханьвэнь не мог скрыть своей гордости. Ведь это — его сын, его маленький Спящий Дракон — чжуань-юань, первый ученый, которого почитает сам император! О, если бы могла это видеть его мать, незабвенная Сучжэнь!
Тщетно монах старался гнать от себя нечестивые мирские мысли; тяжелые и радостные воспоминания властно проникали в его сердце и мутили его ум. Не будучи в силах сохранить даже наружное спокойствие, — он прибегнул к последнему средству.
