Друг Толстого Мария Александровна Шмидт | страница 73
А дед был удивительный. Он сядет, бывало, пить чай с баранкой и говорит: "То-то, жисть! Тяпло, чаем поют, кормят, бабы молока дают, яичко иной раз дадут! Жисть!".
Поздней осенью он получал в деревне рассчет и уходил в Тулу. Там он несколько дней пьянствовал, потом нищенствовал, кормился в трактирах и ночевал в ночлежке. "То то жисть, -- рассказывал он. -- Намерзнешься на улице, придешь в трактир, -- жарища. Тебе чай дадут, калач принесешь... Жисть!" Так и умер он, старый, замерзнув где-то в Туле под забором, пережив М. А--ну на один, два года,
77
Другой постоянный гость М. А--ны был Федот Мартынович, старый, деловитый мужик, умница, шутник, говорил постоянно в рифму. Жил не богато, но у него было хорошее, благоустроенное хозяйство, которое вела, главным образом, его баба, лет 60-ти если не больше, полная, красивая, удивительная работница.
Сам Федот был колодезник, поэтому под старость мучился ревматизмом и страшным удушливым кашлем. Пахать и косить он уже не мог и потому хозяйство передал жене и сыну, но сам ни минуты не сидел без дела. "Я только ходить не могу и руками махать", говорил он, "а так я здоров. Сижу на дворе и тюкаю топором, -- то что починю, то колесо сделаю, то грабли. Без этого никак в хозяйстве нельзя. А сын что? У него руки не ходят. Без моей Марьи Алексеевны беда бы была!"
И действительно, когда во время возки снопов или уборки сена идешь мимо их поля или луга, прямо залюбуешься, как старый Федот стоит гордо на возу, ветер раздувает рубаху и седые вьющиеся волосы, а Марья легко, красиво подает ему снопы или огромные навилины сена. Федот балагурит, работа идет дружная, веселая. А сын со снохой за ними никак не успевают.
Федот в плохую погоду летом, осенью и зимой совсем не мог лежать от душившего его кашля.
-- Господи, -- говорила М. А., -- у меня то благодать, тишина, покой, постель своя, да и кашляю я не так, а Федот Мартыныч всю зиму провисел на веревках, -- лечь не мог. Ребята кричат, семейные ругаются!
И действительно, Федот подвешивал петлей веревку над своей постелью, и навалившись на нее локтями, просиживал так все дни и ночи. Так и дремал.
-- Ничего, в домовину ляжем мы с тобою, М. А., так уж там проспим спокойно, никакой кашель не придет, -- шутил Федот Мартыныч.
Федот, прийдя к М. А--не, часто помогал ей, чем мог: чинил грабли, насаживал лопаты, чинил ее шарабанчик.
Он любил порассказать что-нибудь из своей жизни и рассказы его всегда были интересны, с тонким юмором и наблюдательностью. Помню, как он всегда подсмеивался над доверием М. А--ны к барометру, термометру и прочим премудростям.