Когда ей было особенно плохо, ее душил кашель, мокрота клокотала во впалой груди, она выносила стул на солнышко, садилась спиной к нему и надвязывала чулок. Около нее лежит Шавочка, кругом остальные собаки и мой малыш Мишутка, который едва говорит на совершенно непонятном диалекте, но, не переставая, "разговаривает" с М. А--ной. А она терпеливо старается по-
73
нять его и, как только проходит кто-нибудь мимо нее, говорит с умилением: "Как солнышко-то светит. Прелесть!".
2. ДРУЗЬЯ И ПОСЕТИТЕЛИ М. А. ШМИДТ.
Л. Н. Толстой.
Редко где еще так хорошо, так просто, так тепло чувствовали себя люди всех классов, всех состояний, всяких направлений, как у М. А--ны. Нигде, может быть, так не раскрывали душу, нигде не обсуждались самые глубокие вопросы жизни, как здесь.
Здесь и Л. Н. был не только дорогим гостем, но и сам находил успокоение и отдых. Он так часто заезжал сюда, чтобы поделиться своими мыслями, своими радостями и горестями, поделиться новыми сведениями, полученными со всех концов мира. Он знал, что здесь не только поймет его старый друг и оценит все то, чем он живет, но, что гораздо важнее и редко бывает, этот друг любит его за самое лучшее, что есть в нем, стоит зорко на страже того, чтобы это лучшее ярко горело и светило людям.
Сколько раз бывало, что написанное Л. Н--чем письмо или статья переделывалась им по настоянию М. А--ны. "Нет, тут нет любви, Л. Н." -- твердо говорила она, когда у Л. Н--ча прорывалось слишком резко негодование, раздражение, осуждение. "Л. Н., ведь надо, чтобы вас слушали, надо, чтобы слово ваше до глубины души доходило, а это только раздражит. Нет, Л. Н., милый, так нельзя". И большей частью Л. Н. соглашался с М. А--ной. Помню, как на наших глазах так несколько раз Л. И. переделывал свою статью "Обращение к русским людям: к правительству, революционерам и народу", и М. А. несколько раз все оставалась недовольна ею, все уверяла, что мало в ней любви, пока, наконец, не осталась удовлетворена.
В записках Гусева "Два года с Толстым" рассказывается следующее: Л. Н. узнал об аресте своего единомышленника Молочникова. Тотчас же Л. Н. написал письмо Давыдову, спрашивая совета о том, что можно сделать для облегчения участи Молочникова. Письмо под первым впечатлением вышло очень резким. "М. А. Шмидт, -- пишет Гусев, -- не советует мне пока отсылать этого письма, полагая, что Л. Н., когда успокоится, напишет вместо него другое. Вечером, по совету М. А. Шмидт, Л. Н. написал другое письмо Давыдову, менее резкое".
