Друг Толстого Мария Александровна Шмидт | страница 45



---------------

1) Дунаев. См. прим. стр. 35.


Е. Горбунова-Посадова.


49




стала ласкать, целовать, она все улыбалась. Но вдруг она повернулась на спину и стала редко дышать. Тут только я догадалась, что она кончается. И действительно, через минуты две ее не стало. Умерла так тихо, покойно и с такой блаженной улыбкой, ну точно ангел божий. Она и теперь лежит все с тем же выражением...

...Теперь скажу вам о себе. Чувствую себя физически плохо: сильно горюю по дорогой моей Ольге Алексеевне, укоряю себя то, что я с первых дней ее болезни не кинулась в Сочи, не обратилась к более опытным людям, все бы, если бы не спасли ее от смерти, хоть облегчили ее страдания, а то я боялась за свое божественное здоровье, берегла себя, оставила ее совсем без помощи. А теперь вся обливаюсь слезами и не могу найти покоя. Поделом мне, жестокой эгоистке: себя только помнила, а другого забыла, вот и кара. До 28 февраля еще пробуду здесь. А 28-го кончается аренда, снимала же О. А. Со смертью ее все кончается. Как и куда я денусь еще и сама не знаю. Прошу Вас об одном, сейчас же напишите мне сюда. Это будет величайшая радость для меня. Крепко целую ваши руки. М. Ш.

Хохловы пока у меня, спасибо им, и воду и дрова -- все принесут, печку вытопят и меня окружили покоем и вниманием".

Л. Н. откликнулся на грустную весть о смерти Ольги Алексеевны, 20 февраля, 1893 г.

"Сейчас получил и прочел ваше письмо, дорогая, милая М. Ш. Как ни естественна смерть, особенно мне, уже по годам своим стоящему так близко к ней, всегда она не то что поражает, а трогает и умиляет. Хочется узнать, что чувствовал, что думал тот, кто отходил? Хорошо ли ему было в эту торжественную минуту жизни? И я поплакал, читая ваше письмо, -- не от грусти, что не увижу ее больше, хотя и это жалко, особенно за вас, -- но от чувства умиления. Она хорошо, спокойно, как видно из вашего письма, и без страха умерла. Милое, тихое, смиренное и серьезное было существо, как я ее вспоминаю. Как теперь вижу вас двух в зале утром, когда вы пришли ко мне, и я в первый раз увидел вас обеих. Он была тогда еще полу-молодая, полная жизни, настоящей жизни, духовной. Полноте, милый друг, упрекать и мучить себя. Разве может человек что-нибудь сделать и прибавить жизни на один локоть? Жизнь и смерть не в наших руках. Ваша жизнь с вашим пошатнутым здоровьем, в тех условиях, в которых вы жили последние годы, лучшее подтверждение этого. Как ни странно это сказать, -- и я бы не сказал это другим, -- все к лучшему. Особенно такая смерть. Дай нам Бог такую же. А днем или десятилетием раньше или позже, разве не все равно? Как я рад за вас, что милые Хохловы у вас и помогают вам телесно, а, главное, духовно.