Сообщение о расстреле в чекистских застенках 61 заговорщика появилось в петроградских газетах 1 сентября. Приведенный список был не алфавитный, и Гумилев там шел 30-м: «Гумилев Н.С. 33 л. Филолог, поэт, беспартийный, б. офицер. Содействовал составлению прокламаций…»
И кто-то ведь поверил в заговорщиков и измену. У Эдуарда Багрицкого в «Стихах о поэте и романтике» есть строки:
Депеша из Питера: страшная весть
О черном предательстве Гумилева…
Но никакого предательства – ни черного, ни белого, – не было.
В парижской газете «Последние новости» от 9 сентября литератор Соломон Познер (1880–1946) в статье «Памяти Н.С. Гумилева» писал:
«Он большевиком никогда не был; отрицал коммунизм и горевал об участи родины, попавшей в обезьяньи лапы кремлевских правителей. Но нигде и никогда публично против них не выступал. Не потому, что боялся рисковать собой – это чувство было чуждо ему, а потому, что это выходило за круг его интересов. Это была политика, а политика и он, поэт Гумилев, – две полярности. Поэт, передавший на русском языке граненый хрустальный стиль Теофиля Готье, переводчик Гильгамеша, мечтатель экзотических картин природы далекой Абиссинии, певец героических деяний конквистадоров, он жил грезами за пределами окружающей современности и удивился бы, если бы его позвали на борьбу с нею. Его жизнь при большевиках была трагически тяжела. Он голодал и мерз от холода, но мужественно переносил лишения. Ходил на Мальцевский рынок и продавал последний галстук, занимал у знакомых по полену, проводил целые дни в Доме литераторов, потому что там было тепло и светло. Но все, на что мог решиться, это на побег, которого так и не осуществил.
Он жил литературой и поэзией. Жил и старался приобщать к ним других…»
Николай Гумилев погиб в 35 лет. Предчувствовал ли он свою судьбу? В 19 лет в стихотворении «Credo» он писал:
Откуда я пришел, не знаю…
Не знаю я, куда уйду,
Когда победно отблистаю
В моем сверкающем саду…
Отблистал Николай Степанович, отсверкал и оказал большое влияние на советскую поэзию 20-30-х годов. Гумилевские ноты можно найти у Тихонова, Светлова, Сельвинского, Бориса Корнилова и у других поэтов. Многие хотели попасть на вокзал и «в Индию духа купить билет». Но, живя в СССР, ни о какой духовной Индии нельзя было и мечтать. И оставалось перечитывать в который раз «великого Гума»:
Я тело в кресло уроню,
Я свет руками заслоню
И буду плакать долго, долго,
Припоминая вечера,
Когда не мучило «вчера»
