Воодушевленная столь быстрым решением проблемы, я перевела взгляд на диск и еще раз прочитала его странноватое название. Соответствующим названию было и оформление обложки. Страдальческое лицо молодого человека, прижатое к прутьям решетки так, что сплющился его большой, с горбинкой, нос, должно было, как видно, символизировать жажду свободы. Но даже сквозь прутья решетки можно было рассмотреть, что лицо это было вызывающе мужественно. Твердой складкой рта и решительными глазами Иван Таганский походил на видавшего виды гарпунера с китобойного судна, проведшего большую часть жизни в пиратском плену.
Я покрутила диск в руках и только теперь вспомнила, что забыла тележку у служебного входа. Собственно говоря, особого смысла в наваленных в ней вещах не было, потому что денег у меня хватило бы только на этот вот диск, который почему-то тянул аж на триста девяносто рублей, и на пару носочков очаровательной радужной расцветки, прихваченных мною по пути к музыкальным стеллажам.
* * *
Пока я раздумывала, идти мне за тележкой или нет, у меня в сумке звонко запиликал телефон. Я вынула аппарат из кармашка и увидела, что это звонит Денис Михайлович. Странно, рабочий день начнется только через пять минут, а меня уже разыскивает начальство.
Я как раз хотела сама позвонить Рощину и отпроситься сегодня с работы, чтобы не комкать свидание с Игорьком. А то пока доеду до редакции, пока проболтаюсь в отделе бог знает сколько времени, уже и ехать к «Современнику» настроение пропадет. Я сделала жалостное лицо и сказала в трубку бедненьким голосом:
— Я вас слушаю…
— Нет, Гришечкина, это я вас слушаю! — прогремел в ответ начальственный баритон.
— А я заболела, — ни с того ни с сего вдруг ляпнула я, ибо все еще надеялась увильнуть с работы.
— Я это понял, — холодно заметил мой непосредственный начальник.
— От Натальи заразилась, — подбодренная неожиданным успехом, принялась я развивать свою мысль.
— И что же, вы на пару лечитесь перченой водкой в неумеренных количествах, а приняв лекарство, садитесь писать статьи и подбираете фотографии?
Задетая вызывающим тоном, каким были сказаны эти слова, я осторожно поинтересовалась, в чем, собственно, дело.
— В чем дело? — взвыл Одинокая. — И вы! Еще! Спрашиваете! В чем дело? Это я у вас должен спросить, в чем дело! Оганезова написала такую изысканную дичь, что у меня просто глаза на лоб полезли, когда я увидел ее опус. Да было поздно, я уже скинул материал главному редактору. И тот буквально голову сломал, гадая, что же это вы такое сфотографировали рядом с вашим бородатым героем.
