Распутницы | страница 58



— Ты чё здесь? — Вовка курил, блаженно пуская дым в сторону Гоши. — Фрески рисовать задумал на стенах?

Гоша был настоящим художником, рисовал пейзажи и жанровые картины, но продавался редко и перебивался строительными приработками — предоставлял всевозможные малярные услуги.

Гоша, снова налив себе водки, выпил.

— Э-э, тише на поворотах! — пророкотал Чекушка.

Апатия, уже приняв, кивнул Гоше на портвейн:

— Пей у меня!

— Убедил! — согласился Гоша. И тут же, обращаясь к Геннадию, заговорил: — Есть у меня идея: нарисовать на одном холсте Серёгу, на другом — Вольдемара. — Он кивнул на благостно-счастливого Вовку Чекушку. — И отправить холсты к знатокам на передачу с вопросами. Поняли, про что речь веду? Есть такая передача, где телезрители вопросы задают знатокам, — «Что? Где? Когда?».

— Поняли, — отозвался Геннадий.

— Ну-ну, — заинтригованно заулыбался Вовка.

— Про Серёгу спрошу: какое изображение перед вами? Они посмотрят — мужик нарисован. Портрет. Изображён мужик! А правильный ответ — Апатия! Ха-ха-ха! А про него, — указал на Вовку художник, — какой жанр картины? Тоже мужик нарисован. Опять скажут: портрет. А правильный ответ — натюрморт!

— Какой натюрморт? Ты, рисовальщик! — взвился возмущенный Вовка.

Гоша со смехом толкнул его животом:

— Ха-ха-ха! Потому что ты Чекушка!

Все засмеялись, в том числе сам Вовка.

— Что за смех?! — раздался весёлый твёрдый голос.

Все обернулись и просияли:

— О, Сёма пришёл!

— Американец!

— Проходи!

— Водку принёс?

Сёма прошёл к столу и выставил из большой спортивной сумки литровую бутыль дорогущей водки. Все посмотрели на неё как на эдакое озарённое сиянием высшее достижение человечества.

— Принёс! Во какая!.. Здорово, мужики!

Сёма был истинный красавец — высокий, черноволосый, мускулистый сорокалетний атлет с лицом голливудского героя. Прозвище имел Американец, потому что в бурные девяностые умудрился оказаться в Штатах и там по стандартному контракту работал на строительстве небоскрёба по своей специальности — сварщиком. Эпопея в Америке ничего, кроме насмешек и двусмысленных вопросов о сексуальных контактах с афроамериканцами, юноше не принесла. Ему до сих пор приходилось, по прошествии стольких лет, давать подробный отчёт жаждущим правды россиянам.

Ополовинив емкости с алкоголем, поглотив Вовкину закуску и упрев в духоте летнего дня, сборище уже не говорило о предстоящей работе в квартире, а обсуждало отвлечённые вопросы. Геннадий слушал с упоением — о ворах и отце не думалось, было только вот это, общение с бывалыми мужчинами, в чём-то неудачниками, но в чём-то очень сильными… Подумалось: «Как в армии! Там были все разные и все вместе!»