— Эй, на швертботе! Ушами хлопали, что ли? Так в море и ушами надобно управлять!
Он узнал женщину, немного смягчился, но все же с укоризной проворчал:
— Что же вы, Ольга Петровна, в море с таким салагой выходите?..
Ее втащили в катер, а он, Лухманов, сидел почти верхом на притопленном швертботе, пока его медленно буксировали к берегу.
Потом они вдвоем отошли на пляж, к одному из теневых грибков. Людей на пляже почти не было, лишь кое-где смельчаки пробовали загорать под первым весенним солнцем. К воде приближаться они опасались.
— Ну и угораздило же, — все еще сокрушалась Ольга Петровна. — Все планы рухнули на сегодня… Который час? Мои остановились.
У Лухманова не было часов, поэтому он не совсем уверенно ответил:
— По солнцу, — должно быть, двенадцать…
— «По со-олнцу», — передразнила она. — Да отвернитесь же!
С трудом стащила с себя мокрое платье и вместе с босоножками приспособила сушиться. Распустив косу, начала отжимать длинные волосы. Лухманов откровенно любовался ею. И, только заметив, как она постукивает зубами, спохватился. Вспомнил о своей одежде, оставленной в залог, побежал за ней. Вернувшись, предложил:
— Наденьте.
Она подумала и надела суконную форменку. От брюк отказалась. Присела под грибком, сердито посоветовала:
— Вы бы тоже мокрую тельняшку стащили: не ровен час воспаление легких подхватите. Господи, и куда вы только смотрели?
— На вас, — неожиданно выпалил он. — Вы очень красивая.
— Да? — взглянула на него насмешливо. — И поэтому вы решили меня утопить?
Позже он сбегал в лавчонку, что рядом со станцией, притащил колбасы и хлеба. Медленно, неохотно Ольга Петровна начала жевать. Но, видимо, уже согрелась немного, потому что в ее глазах все чаще стали проскальзывать веселые искорки.
— Эх, марсофлоты ныне пошли… Случится что-нибудь в океане, и начнут судачить во всех портах: это какой же Лухманов, который у Ольги Петровны Князевой учился?.. Ужас! Никто ведь из них не ведает, что этот самый Лухманов лекции Ольги Петровны не слушал, а витал где-то… даже не в облаках — это было бы еще полбеды, по программе, — а бог знает где. И на консультации никогда не ходил.
«Заметила», — смутился он, чувствуя, что краснеет. Но в голосе Князевой не было уже ни обиды, ни злости, говорила она теперь с шутливой иронией, и Лухманов осмелел:
— Программу вашу я знаю, честное слово. Но когда вы в классе… мне кажется, будто осколки солнца прячутся в ваши волосы.
— Вот как? — взглянула она на него. — Вы что же, и на экзамене будете рассказывать про мои волосы?
