Честь британского офицера! Наверное, на нее любили ссылаться и первый морской лорд сэр Дадли Паунд, и контр-адмирал Гамильтон, и другие военно-морские чины. Но этой чести хватило ненадолго: один только призрак вражеского линкора «Тирпиц» развеял боевой дух флотоводцев Британии. И как результат — кошмар четвертого июля.
Что ж, совесть Брума, должно быть, чиста. Перед Британией и народом ее. Перед союзными странами. Перед вдовами Мартэна, Гривса, стармеха Синицына… Перед Тосей. И перед матерью лейтенанта Митчелла.
После войны он, Лухманов, написал ей в Плимут. Отослал фотографии, письма, вещи… Ответила ему с благодарностью сестра лейтенанта. Она же сообщила тогда, что мать, потрясенная происшедшим, потеряла рассудок. Тратьте свои тысячи, командер Брум! Или получайте проценты с них… Они заработаны вашей честью, которую суд оценил так дорого. Моряки за нее не дали б и пенса.
Лухманов отложил газету и подошел к окну. Темнело. В домах зажигались огни, на фронтонах зданий — призывы реклам. Сумеречное беззвездное небо казалось пустынным и хмурым, как воды зимнего Хвал-фиорда. Где-то в нем гудели невидимые самолеты, поднявшиеся, быть может, со взлетных полос Кефлавика. А внизу, на улице, бойко выкрикивали мальчишки, продававшие вечернюю газету. И все больше и больше появлялось машин, чтобы вскоре начать ежевечерний свой бег по привычному кругу центра столицы.
В июне пришла наконец весна и в Северную Атлантику. Солнце не заходило, висело в холодном небе круглые сутки, и под его белесоватым светом желтели и крошились плотные, слежавшиеся льды. С берегов Гренландии сползали ледники, откалывались, дрейфовали к югу сверкающими айсбергами… Все в полярных широтах искрилось, переливалось бликами, и человеку, окажись он в этих праздничных, почти сказочных разливах света, в мерцании горизонтов, трудно было бы поверить, что наступило лето сорок второго года, что где-то идет беспрерывная битва за океан — и на воде, и в глубинах, и в небе. Отзвуки этой битвы время от времени появлялись только у кромки льдов: сюда прибивало обломки судов, разбитые шлюпки, плотики с мертвыми моряками. Нерпы, высунув головы из полыньи, подолгу разглядывали побелевшие лица людей, удивляясь их неподвижности. Волосы и бороды странных пришельцев были покрыты инеем. В глазах покоилось то же безмолвие, что и в арктических льдах.
В широтах южнее весна о себе заявляла непроглядными косяками туманов. Они повисали над океаном, окутывали Исландию и Шпицберген, доползали до норвежских фиордов и островов Великобритании. В такие дни англичане облегченно вздыхали: туман затруднял налеты вражеской авиации на их города. Улицы Лондона оживали, люди брели по ним, не поглядывая с опаской на небо. Склонные к юмору лондонцы называли туманы и затяжные дожди самой приятной летней погодой: война как-то сразу отодвигалась от берегов страны в далекую туманную мглу.
