— Сколько отборов ты уже отсортировала?
— Кучу, — с вызовом отвечаю я ей. — И вижу, что он негоден.
— Подойди сюда! — Ее красный крючковатый ноготь скорее напоминает коготь, и он велит мне подойти ближе. — Нет-нет, еще ближе.
Останавливаюсь у самого стола. Моего роста едва хватает, чтобы заглянуть через его край, и я вынуждена откинуть голову назад, чтобы видеть ее в своем огромном кресле. Она это сделала нарочно, чтобы я почувствовала себя еще меньше. С горящими глазами она поднимается со стула. Кажется, будто каждая клеточка ее тела сочится ненавистью.
— Я знаю твой номер, — шипит она. — Ты маленькая нахалка и слишком много на себя берешь.
Она оборачивается к остальным.
— Мальчишка нам подходит. Все согласны?
Оба с мерзкой усмешкой смотрят на меня и кивают.
Вивьен Бейнс наклоняется ближе. Я чувствую на своем лице ее дыхание.
— Мне не нравится, что ты себе позволяешь, девчонка. Совсем не нравится. Ты еще обо мне услышишь.
Она оборачивается к мужчинам.
— Вся эта суета из-за горстки грязных Отбросов. Может, их лучше сразу в газовую камеру? Сэкономили бы и время, и деньги.
Те нервно смеются. Подозреваю, что они ее боятся. Она машет мне рукой.
— Давай, уходи отсюда!
Я оборачиваюсь. Дети, удивленно вытаращив глаза, ждут, что будет дальше. Сжав волю в кулак, я стараюсь идти медленно, четким шагом. Остановившись у двери, я оборачиваюсь на нее. Бейнс по-прежнему смотрит мне вслед. Я улыбаюсь ей своей самой слащавой улыбкой и, шагнув за порог, с силой захлопываю за собой дверь. Грохот эхом разносится по пустому двору.
Я не могу смотреть на это, и бросаю беглый взгляд на двери, через которые я вошел. Они все еще открыты.
Может быть, я смогу выбраться отсюда, пока не стало слишком поздно.
Внезапно арену заливает яркий свет. Теперь мне ни за что не уйти отсюда незамеченным.
Я не хочу смотреть, но и не могу оторвать глаз от происходящего и, как зачарованный, в ужасе наблюдаю за первым мальчиком, который медленно поднимается по ступенькам. Много лет назад, во время военных действий, жерло пушки заполняли огромными металлическими ядрами и стреляли ими, разбивая врага в мелкие клочья. Теперь место железного ядра занимает мальчик моего возраста.
У него нет костюма, лишь тонкое тряпье, которое все артисты носят в свободное от выступлений время. На арене так тихо, что слышны шлепки его босых ног по металлической лестнице.
Атмосфера сейчас сильно отличается от той, что царит во время выступления. Никаких блестящих костюмов, барабанной дроби или яростного крещендо. Этот цирк обнажен до костей, как и те несчастные мальчики на сцене.
