Прервавшись, он продолжает, но его тон уже больше не ласков, он пронзителен и полон гнева.
— Их постигла ужасная смерть. Жестокая смерть. Астрид, Луна, покойтесь в мире. Мы скорбим о вас и готовы наполнить смыслом ваши жизни и вашу гибель. Мы никогда не сдадимся. Мы будем сильными.
Он оглядывает комнату и начинает произносить слова, объединяющие нас.
— Мы преодолеем.
Повторяя его слова хором, сначала нестройно, а затем все дружнее и дружнее, наши голоса сливаются в один:
Мы преодолеем.
Мы преодолеем.
Мы преодолеем.
Я не сплю всю ночь. Я просто сижу у окна, смотрю на цирк далеко внизу.
Каждый раз, когда закрываю глаза, то снова вижу близнецов в воде, вижу, как первая девушка поддерживает сестру, как вдыхает в нее жизнь, как вода становится ужасающе красной.
И я вижу Хошико снова и снова. Вспоминаю, как он посмотрела на меня и сказала: «Да. Я хочу, чтобы все было по-другому», а затем в коридоре, так холодно и сердито бросила: «Оставь меня в покое… больше никогда не приходи сюда».
Я пытаюсь выкинуть из головы ее, цирк и события последних дней, но никак не выходит. Похоже, что это место околдовало меня.
Но как мои родители узнали о наших разговорах с Прией, когда остальная часть дома спала? И где она сейчас? Что они с ней сделали?
Я помню тень, мелькнувшую ночью в холле. Неужели это был кто-то из родителей? Мать или отец? Нет, это не в их стиле, они не опустятся до подглядывания. И если бы они нас увидели, то разобрались бы с нами прямо там, без промедления.
И вдруг мне все становится ясно. Я не знаю, почему так долго не понимал этого. Я точно знаю, кто предал Прию и меня: Фрэнсис. Мать говорила, что он должен был поговорить с ней, наверняка, именно тогда он и выдал меня.
Я думаю о тех несчастных близнецах в резервуаре с акулами. Одна из девушек погибла, пытаясь спасти другую. А мой брат-близнец? Я ненавижу его. Он никогда не стал бы рисковать своей жизнью ради меня. Да и я тоже не стану его спасать, во всяком случае, не теперь. Мне было бы все равно, если бы он умер. Я бы хотел, чтобы его не стало, не стало их всех.
На следующее утро перед завтраком Амина снимает повязки с моих рук.
— Если честно, я бы не сказала, что твои руки выглядят великолепно. Я сказала Сильвио, что сегодня тебе нельзя репетировать, если он хочет, чтобы ты непременно выступила завтра.
— Только не говори мне, что он согласился, — я смотрю на нее. Она кусает губы, как всегда, когда что-то недоговаривает. Что-то случилось. — Чего он хочет?
